Парень

Сокурсница вообще-то не была такая уж страшная, ну, разве что толстовата, но ужасно хотела заполучить чуть ли не каждого парня, который ей попадался. Это у нее была не патология, а своего рода потребность, которая часто встречается у тех — все равно, парней ли, девушек ли, — кто учился в церковной школе. А эта наша девушка как раз ходила в такую школу, к монахиням, что с точки зрения знаний огромный плюс, потому что солидный фундамент общего образования тут гарантирован. Хотя — какая польза девушке от этого фундамента, уж какое такое архитектурное сооружение она на нем воздвигнет? Да никакое. Ну, разве что меньше придется готовиться к урокам, когда она будет училкой в школе какого-нибудь захолустного населенного пункта. Да господи, ей вообще не надо будет готовиться, потому что из ее учеников максимум один проявит некоторый интерес к тому, что она рассказывает, да и то по той лишь причине, что будет проецировать на эту учительницу свой эдипов комплекс. Не потому, что у него не было матери, а как раз потому, что была, но он испытывал к ней непреодолимое отвращение, почти ненависть: такой старой и изношенной он ее видел, хотя она всего-то на пару лет была старше учительницы, но ведь простые деревенские женщины и в молодости выглядят старыми, они словно и рождаются-то старухами, к которым их сыновья просто не могут испытывать любовного влечения, — разве что в том случае, если в их психике есть болезненное извращение и их вообще тянет к старухам. Учительница, в отличие от матери, была такой женщиной, которую подросток этот мог вполне вообразить своей, даже и на всю жизнь. Она могла бы быть ему сразу матерью и женой, которая освободит его от того груза, который был взвален на него в момент рождения. Бросающуюся в глаза старательность мальчика училка объясняла жаждой знаний; о чем, собственно, речь, ей стало ясно, лишь когда, прохаживаясь между рядами парт, она вдруг заметила на полу зеркало — мальчишка норовил заглянуть ей под юбку. Наша училка — которая, не забудем, в этот момент всего лишь студентка — стала в тупик, понятия не имея, как ей поступить, чтобы это было правильно с точки зрения педагогики. Пристыдить мальчика перед всем классом — и тем самым пойти на риск, что погасит единственный внимательный взгляд? Или закрыть глаза на поведение ученика? Она решила промолчать; лишь перестала с тех пор прохаживаться между партами.

И как ее угораздило попасть в эту чертову церковную школу, спрашивала она себя бесчисленное количество раз, хотя ответ был очевиден: отец вполне четко его сформулировал, разговаривая с матерью после того, как они закрыли дверь за пришедшим к ним домой классным руководителем. Тот пришел поговорить с ее родителями, рассказать им о незаурядных способностях их дочери и попросить не отдавать ее в ПТУ или швеей на фабрику, штаны шить, потому что задатки у нее большие, она может стать кем угодно, учительницей, врачом. И когда учитель ушел — учитель этот, кстати сказать, в результате подобной же агитации попал в гимназию, потом в университет, потом обратно в родную деревню учителем, потому что какое-то время пытался найти место в городе, но не в состоянии был платить за жилье, точнее, платить мог, но после этого почти ничего не оставалось на все остальное, а на приработок надеяться было нельзя, потому что, ну, знаете же, всякие премии там, сверхурочные — все это идет тем коллегам, у которых семья. Оно и понятно, им деньги нужнее, ведь столько ртов дома, не только свой. У нашего же учителя — который позже стал классным руководителем — обзавестись семьей и перейти в категорию хоть немного лучше оплачиваемых работников школьного образования не было, в таких-то условиях, никаких шансов, так что ему, подобно многим и многим его сотоварищам по судьбе, пришлось в конце концов вернуться в деревню. И вот теперь, поскольку и он своим счастьем — если можно считать счастьем перспективу гнить, с университетским-то дипломом, в зачуханной, с полуторатысячным населением, деревне, при том что образование он получил достаточное, чтобы видеть свою жизнь удручающе безвыходной, а стало быть, несчастной, бесцельной, — словом, своим «счастьем» он тоже обязан был своему прежнему учителю, его вниманию и желанию помочь. Наш классный руководитель, скорее всего, не понимал, что именно эту безвыходность, этот жизненный крах он собирается теперь разделить со своей способной ученицей; во всяком случае, порекомендовать ей подобный путь. Отец нашей девушки, когда классный руководитель ушел, сказал матери: ладно, пускай учится, но учти, курвой она не станет, как те девки, которые из деревни уезжают. Надо отдать ее, например, в «Матрону»: заведение это строгое, осмотрительное, не дает ученикам морально распускаться. Так наша девушка получила аттестат зрелости, хорошие знания, а вместе с ними, из-за всяких запретов, невероятное желание ложиться под всех парней, под всех без исключения.