Паранойя. Почему он?

Однако я не могу усмирить демонов, жадно рвущихся к своему повелителю, и оставить последнее слово за ним.

-А хоть бы и Ильюшкину, - бросаю дрожащим голосом. – Ты ведь сам говорил: в моем возрасте надо все пробовать, изучать, набираться опыта…

-Я так говорил? – хищно облизнувшись, уточняет он, как бы играючи, хотя от самого идут потоки ярости, распинающие меня на стене, словно бабочку на клочке бархата. – Тогда самое время попробовать взрослого, опытного мужика. Должен же у тебя быть образец для сравнения.

***

От его слов сердце ухает с размаху вниз, адреналин обжигает внутренности, но прежде, чем я успеваю дернуться, чтобы сбежать, он резко обхватывает мою шею и пригвоздив к стене, отчего я закашливаюсь, вжимает в нее своим стальным телом - вот уж воистину стальной магнат. Меня пробивает дрожь.

-Не смей! - хриплю, едва сдерживая подступающую истерику, хотя саму ломает, ведет всю от аромата его парфюма, от тепла, исходящего от его крепкого тела. По крови гуляет что-то такое шальное, сумасшедшее, подстрекающее коснуться смуглой кожи. Всего лишь коснуться… Но я понимаю, если только осмелюсь, если только позволю, потеряю себя, потеряю все самое важное.

Поэтому умоляю себя, кричу, надрываясь изо всех сил: “Нельзя, нельзя, нельзя! Это того не стоит, он не стоит!”

И я понимаю, все прекрасно понимаю, а все равно тону, растворяюсь в темно-синем океане его горящих, пьяных глазах. Дрожу от возбуждения, и ужаса, когда он поддушивает сильнее и медленно склонившись, выдыхает мне прямо в губы:

-Не сметь? А ты ничего не перепутала, Настюш? Я разве на твоего щенка похож? Думаешь, будешь весь вечер передо мной жопой крутить и ни х*я тебе за это не будет?

-Я не крутила, - всхлипываю от отчаяния и стыда, когда он другой рукой, начинает медленно вести по внутренней стороне бедра, забираясь под футболку. Меня колотит, как припадочную от страха. Но боюсь я отнюдь не его, я боюсь себя. Ибо вне всякой логики и разума хочу. Хочу дико, необузданно, развратно. До дрожащих коленок, пульсирующей промежности и насквозь мокрых трусиков. И он это знает. Усмехается и со вкусом проходиться языком по моей щеке, метя меня, клеймя.

-А по –моему, ты прямо выпрашивала, чуть ли не в голос крича: «Серёжа, трахни меня, пожалуйста!».

Он касается меня между ног, хмыкает удовлетворенно и без церемоний сдвигает трусики. У меня перехватывает дыхание от остро нахлынувшего удовольствия, когда он, втянув с шумом запах моей кожи, круговыми движениями распределяет густую смазку по влажным, набухшим складочкам.

Я такая мокрая, такая готовая для него, что от стыда не в силах выдавить ни звука, поэтому прикрыв глаза, отчаянно мотаю головой.

-Нет? Моя девочка не такая? – издевается, прикусывая основание челюсти, и тут же зализывая, скользит ниже по шее до воротника футболки. Его слюна холодит кожу, но мне не противно, меня возбуждает его след, его до пошлости откровенные повадки, как бы я не пыталась себя отрезвить, крича: «Что ты творишь, дура? Почему стоишь и терпишь эту мерзость? Он ведь тебя с дерьмом смешивает, а ты… Очнись, наконец, в другой комнате спит его жена и дети!»

-Прекрати, иначе я буду кричать! – предупреждаю слабым голосом, пытаясь взять себя в руки и справиться с наваждением, но он лишь усмехается и шлепает с противным хлюпающим звуком по моей промежности, одновременно прикусывая через футболку сосок, заставляя меня вскрикнуть, и отозваться мое тело новой волной жара.

-Конечно, будешь. На всю округу будешь орать подо мной, - обещает он и, сдавив еще сильнее мое горло, стягивает с себя до середины бедер штаны с трусами. Я пропускаю удар и окаменев, с шоком смотрю вниз на его стоящий под острым углом, кажущийся огромным в полумраке, член.

О, Господи! Он что, серьезно намерен трахнуть меня на кухне у стены?

Нет, нет, нет! Я не хочу так. Не когда он зол, пьян и совершенно не контролирует себя. Я ведь не выдержу.

От паники начинаю задыхаться и вцепившись ногтями в его руку, удерживающую меня у стены, пытаюсь достучаться до него:

-Пожалуйста, Серёжа… Не надо так. Это насилие.

-Насилие? Нет, Настюш, это - называется закономерность. Когда дразнишь мужика вхолостую, будь готова к тому, что он тебя поставит раком и жестко выеб*т, - ласково наставляет он и, перехватив мои руки, заводит над головой, пригвождая к стене. Я чувствую себя беспомощной. Мне страшно и в то же время на каком-то необъяснимом уровне, я хочу, чтобы это случилось. Чтобы он взял все в свои руки, и меня больше не рвало на части от противоречий. Пусть сделает! Может, тогда меня, наконец, отпустит, и я отмучаюсь. Переболею, разлюблю.

В надежде на это позволяю ему отвести мою ногу и забросить себе за пояс. Колено простреливает болью, но я не подаю виду. Прикусываю губу и, открыв себя для него на максимум, впиваюсь ступней в упругую ягодицу, чтобы удержать равновесие.