Параметры риска

В это утро мы впервые увидели на березах осенние краски. Еще вчера вечером — я это точно запомнил! — береза напротив стояла совершенно зеленой, а теперь одна из ее средних ветвей сделалась желтой. Я даже не сразу понял, как изменился лес вокруг нас: за одну только ночь он сделался светлее, просторнее. Украдкой, под пологом ночи, колдовала здесь осень…

Часто вглядываюсь в лица своих товарищей. Как изменились, как устали они… У Леши — даже взгляд утомленный, немного печальный. У Толи сильно ввалились щеки, чувствуется, что иногда он заставляет себя через силу что-нибудь делать. Хотел бы увидеть и себя самого, да вряд ли это теперь скоро удастся.

Темнело: в тайге быстро сгущается тьма. Эту ночь мы встречали в старом сосновом бору — чистом, сухом. Сосна царствовала здесь безраздельно, пропитывая воздух пряным, бодрящим запахом.

Мы с Лешей нашли и прикатили большой пень, оставшийся от упавшей и сгнившей сосны. Он был без коры, абсолютно гладкий, как будто его специально полировали. Пень можно было бы определить как квадратный, если бы он не уродился цилиндром: высотой около метра и диаметром — тоже что-то около этого. Сначала мы хотели оставить пень на ночь: чтобы он сох и дольше горел. А потом передумали и решили сразу положить на огонь. Мало ли? Вдруг он совсем не станет гореть?

Пень вспыхнул сразу, как вязанка соломы. Как если бы его начинили хорошим зарядом пороха. Из его недр вырвалось высокое пламя, он загудел, завыл, как ракета на старте, и мне показалось даже, что еще какое-то мгновение, и он подобно ракете взлетит.

Пень, к счастью, не взлетел, хотя и продолжал угрожающе гудеть и дрожать, суля в скором времени разлететься на объятые пламенем обломки.

Все бы это еще ничего, но внезапно налетел сильный ветер, пламя на пне вытянулось, и из него роем вырвались крупные искры. А кругом — сухая трава, старая хвоя, подсохшие сосны, вплотную подступившие к нам… Я даже замер, представив вдруг себе, что может случиться, если хотя бы одна из всех этих искр найдет благодатную почву. И мы кинулись рубить топором, резать дерн ножами, собираясь для начала обложить пень с разных сторон.

А в нем тем временем выгорела насквозь сердцевина, и огонь моментально втянулся внутрь будто в трубу. Теперь пень весь был охвачен бушующим пламенем. Подойти вплотную уже не представлялось возможности — такой жар от него исходил. И нам приходилось с силой метать тяжелые плиты дерна, пытаясь сбить мощное пламя.

Постепенно мы все же закидали пень дерном со всех сторон, хотя он и не сдавался, высовывал хищные огненные языки в малейшую щель и нещадно дымил. Тогда мы стали брать землю руками и пригоршнями засыпать эти щели. Было невыносимо жарко. Пот лил с нас, как будто мы стояли под сильным ливнем. Все измазались землей, копотью. Руки от мелких ожогов зудели. Но мы только потом это заметили…

Полтора часа длилось наше сражение.

Вода в реке была ледяной. В ней плавал неведомо откуда взявшийся круглый кусок ослепительно чистого льда. И сразу захотелось приложиться к нему щекой, чтобы остыть. Только позже понял, что это — луна.

Утром я взглянул на поле сражения: все оно изрыто и перепахано. Если бы такую работу проделал роторный экскаватор, его машинист наверняка получил бы премию га перевыполнение нормы.

Заворочались, закряхтели друзья. Из-под капюшонов курток торчали только носы. Мы всегда так заворачиваемся на ночь, надеясь, что станет теплее. Но это лишь самообман!

— Уж небо осенью дышало… — продекламировал я им натощак, надеясь с помощью классики отразить сегодняшний день. — Уж реже солнышко блистало…

Алексей сел, протер глаза грязной ладонью (отмыть ее вечером не удалось) и произнес таким тоном, каким обычно говорят:

— Прекратите! Короче! — Он огляделся, потянулся и добавил спокойнее: — Становился день.

И мы, медленно и весьма неохотно переставляя ноги отправились собирать грибы.

Не знаю, как мои друзья, но я уже начал потихоньку (про себя, разумеется) поругивать день, когда надумал ввязаться в эту историю.

Последняя дорога

С радостью и сожалением ушли мы из соснового бора. С радостью — потому что постоянный холодный ветер нас измотал и проморозил, казалось, насквозь. А с сожалением, потому что приятно все-таки жить в чистом сосновом лесу, где нет комаров и мошки.

Мы спустились еще дальше вниз берегом речки и к концу дня выбрали место для новой стоянки. Спасаясь от ветра, укрылись в низине, под защитой лесистого склона сопки. Ветер тут много тише, зато сразу же объявились комарики, и мошка с надоедами-мухами. Отмахиваюсь от них и время от времени думаю: "А чем, собственно, они все тут питаются, когда нас нет?"

Толя после последних неудач на рыбалке забросил удочки: что в них толку, если рыба не ловится? Да и червей трудно копать — сил-то мало. А здесь, в низинке, Коваленко не удержался: взял, размотал удочки. Минут за десять он поймал трех пескарей. А потом, сколько ни сидел, — ни единой поклевки! Очень непоследовательно ведет себя рыба в этих местах…