На огородах копались кое-где женские согбенные фигурки, на улице же не было ни души. Впрочем, вон за колодцем типа журавль мелькнула стайка ребятишек лет пяти, которая бежала явно целенаправленно и пропала из виду. «В этой деревне мой товар вряд ли найдет себе покупателей» — решил Миша-Емельян и прибавил ходу, желая поскорей миновать эту пародию на населенный пункт. Но проходя мимо одного из домов (уже близ другого края деревни), он вдруг остановился, привлеченный двумя несуразностями: из-под крыши этого дома вился дымок (в середине жаркого июльского дня!), а к окошкам его прильнули те самые огольцы, что бежали недавно через улицу.
— Эт что вы там разглядываете, судари мои? — бодро спросил коробейник. При звуке его голоса пацанята резво кинулись от оконцев кто куда. Миша не спеша повернулся, стал их отыскивать и преуспел: вон один малец из-за куста крапивы выглядывает, а за ним другой прячется… Миша взял и поманил их пальцем — но пацаны остались за крапивой. Тогда он снял с плеч короб, снял крышку, достал петушка на палочке и показал его детям. Через полминуты вся стайка (три мальчика и девочка) оказались возле коробейника. Но Миша сначала покрутил красного петушка перед глазами детей, сделал вид, что облизывает его, потом закатил глаза к небу, чмокнул губами и сказал:
— Ой, как вкусно!
После чего посмотрел на детей требовательно и спросил:
— Так что вы там высматривали?
— Дяденька! — вскричала девочка. — Там бабка Естоля моего братика в печь хочет засунуть!
— Да, да! — наперебой закричали пацаны. — Она его уже всего тестом облепила и лопату приготовила!
Миша дико посмотрел на пятилеток, сунул им в руки петушка, быстрым шагом подошел к оконцу и заглянул внутрь дома. Сначала в царившем там сумраке он ничего разглядеть не смог. Но вот глаза его приспособились, и он увидел старуху, которая в этот момент действительно совала на деревянной лопате в пышашую жаром печь какой-то белый то ли пирог, то ли сверток! Миша вскрикнул и бросился к двери, ведущей в сени. Откинув ее нараспашку, он рванул дверь в избу, с ходу в нее сунулся, треснулся со всей дури головой о низкую притолоку и отрубился напрочь…
Когда он очнулся, то увидел пологие тонкие стропила, перекрытые серой дранкой, а также деревянные вилы и грабли, прислоненные к стене под стропилами. «Это я в сенях, видимо, лежу, на полу, — сообразил он. — Надо бы встать…». Однако при попытке поднять туловище с пола голова так заныла, что Миша счел за благо пока не шевелиться. «Как же так, ведь там младенец в печи! — заныла в свою очередь душа. — Вставай, скотина!». Миша, скрипя зубами, повернулся на бок, но в это время дверь избы отворилась и в сени вышла молодая (судя по босым ногам и походке) бабенка с орущим ребенком в руках. Закрыв дверь, молодуха ласково заговорила:
— Ох ты, мое чадушко! Испужался жару-то? Знамо дело, испужался… На-ка вот титечку, пососи молочка, уйми испуг, уйми… Вот та-ак, вот так, Семушка, весь страх твой и пройдет щас… А смотри-ка дядька какой чудной тута лежит, на тебя глядит… Видать, тожа испужался бабки Естольи да и ударился в притолоку. А што ее пужаться, она знахарка давнишна, все болести знат и всяки меры да приговоры от их. Вот и ты, Семушка, авось поправишься, будешь боек да румян, не хуже сестренки. Ну вот, успокоился да и уснул. Слава богу…
Женщина положила ребенка на лавку и обратилась теперь к Мише:
— Так ты коробейничашь, видать? Оклемался ли малеха?
— Слышу и вижу, значит, жить буду, — улыбнулся через силу Миша. — Может, и встану сейчас…
— Дай-ка длани, — предложила баба и наклонилась к Мише. Тот подал ей обе руки, она сильно за них потянула и одним движением вернула молодца в вертикальное положение. Голова его застонала, но рвотного позыва не последовало, из чего Миша заключил, что сотрясения мозга у него нет. Опять-таки, слава богу…
— Нут-ка, офеня, пройдись, — велела молодуха. Миша сделал пару шагов к выходу из сеней, повернулся и сделал еще пару, радуясь, что мотает его не сильно.
— Надоть тебе отдохнуть все жа, — заключила баба. — Посиди покудова тута, у Естольи, а опосля я тебя к нам заберу. Короб щас сюды приволоку…
Солнце уже клонилось к горизонту, когда полностью пришедший в себя «Емельян» стал раскладывать перед домом Арины Горшковой (так звали давешнюю молодуху) на крышке короба свои товары — и начал с металлоизделий. К тому времени деревенские жители вернулись в большинстве с полей и огородов и, узнав о прохожем коробейнике, пришли к дому Арины почти все.