Параллельный мальчик (сборник)

– Когда это случилось? – спросил Марцеллий.

– Три дня назад.

– Так-так-так… – произнес Марцеллий.

А дальше он рассказал, что в Центре заметили изменение в передаваемой информации. Сначала все было спокойно, читали энциклопедию, дошли до буквы «В», а потом началась неразбериха. Пошли сообщения о женевской встрече, наркомании в капиталистических странах и борьбе сандинистов…

«Дунькина работа! – думаю. – Пока я в больнице был».

А потом ПИНГВИН стал нести и вовсе какую-то околесицу. Передал счет из ресторана, журнал «Плейбой» за позапрошлый год, какие-то объявления о продаже и еще что-то. В Центре за голову схватились. Если у них, конечно, голова есть. Не знаю, чем они там думают.

И вот, наконец, сегодня ПИНГВИН передал русский текст: «Прошу выслать телевизор в наручных часах. Бепс». А еще через некоторое время – рекламу «Тошибы».

– Так, значит, это не ты телевизор просил? – сказал Марцеллий. – Тогда кто?

– Стой! – закричал я.

Марцеллий поднялся на ноги, смотрит.

– Да сиди! Это я не тебе! Я знаю, кто Глюка украл! Юрка Родюшкин, вот кто! Он сразу про телевизор заговорил, когда о тебе узнали!

– Родюшкин? Номер волны? – спросил Марцеллий.

– Откуда я знаю! Это вы там ищите!

– У нас фамилий нет. Только номера. Чтобы сопоставить номер волны и фамилию, мне нужно находиться с этим человеком, – сказал Марцеллий.

– Он не человек. Он паразит! – сказал я.

– У паразитов тоже есть номер, – заметил Марцеллий.

– Ну ладно! Я ему покажу, – говорю.

Марцеллий в комбинезоне порылся, достает часики в целлофане. С виду обычные, циферблат темный. Нажал он кнопочку, на циферблате дикторша возникла. Людмила Жулай. «А теперь познакомьтесь с программой наших передач на завтра», – говорит. Марцеллий другую кнопку нажал, дикторша исчезла, на циферблате цифры появились: 00.05. Это время, значит.

– Давай спать, – говорит Марцеллий. – Время позднее.

– А ты что, со мной останешься? – недоверчиво так спрашиваю.

– У меня командировка на сутки, – сказал он.

Я обрадовался. Все же не одному в этой трубе пропадать! Соорудил пришельцу топчан из ящиков, одеяло постелил.

– Мне не надо, – сказал Марцеллий. – Ложись сам.

– А ты?

– Мы во сне плаваем. Для здоровья полезней, и постель не мнется. Сейчас я от гравитации отключусь…

Он полез рукою за отворот комбинезона, чего-то там переключил и вдруг медленно оторвался от пола и принял горизонтальное положение вдоль трубы. Ровно посередке.

– Ложись, ложись, – говорит. – Чего рот раскрыл?

Я улегся на топчан. Марцеллий надо мною парит, как дирижабль. Котенок снова от страха ко мне прижался. Неприятно, когда над тобою здоровый дядька висит.

Марцеллий понял – поплыл по трубе подальше. Там остановился и затих.

Мы с котенком кое-как заснули. Жестко и холодно. Но ничего. Раз подался в подпольщики – надо терпеть.

Утром Марцеллий уже на ногах, колбасу нам с котенком режет. Сам ничего не ест.

– Как же ты… Как же вы без пищи? – спрашиваю.

– Меня энергией подкачивают. Вместо пищи, – отвечает.

– Значит, вы там, в Центре, ничего не едите?

– А зачем? Понимаешь, наличие пищи создает неравноправие и порождает вражду. Одному всегда лучше кусок достанется, чем другому. Зависть начинается, обжорство… У нас такой проблемы нет. Каждый получает столько энергии, сколько ему нужно. Качество энергии для всех одинаково. Спорить не о чем. Вот у вас утюги, скажем, между собой не воюют?

– Утюги? Не замечал, – говорю.

– Потому что одинаковым электричеством питаются. Двести двадцать вольт, пятьдесят герц…

А я раньше думал, что утюги по другой причине не дерутся. Потому что у них головы нет. Видно, ошибался.

– Вы на Земле тоже к нашей системе придете. Только нескоро. И если мозгов хватит, – сказал Марцеллий.

– Как же… Хватит у нас мозгов… – ворчу.

После таких разговоров колбаса поперек горла стоит. С отвращением жуешь. Вот, оказывается, в чем причина всех несчастий! В колбасе! Потому что у одних она по девять пятьдесят, а у нас с котенком – по два двадцать.

Короче говоря, отправился я Юрку Родюшкина искать, чтобы ему рыло начистить. Марцеллий по хозяйству остался. Я сказал ему, что сдаваться не стану, буду пока соблюдать конспирацию. А то опять куда-нибудь засадят.

В школу нельзя было, схватят сразу. Мама наверняка уже сообщила, что я сбежал. Пробрался к школьному двору, сижу за кустами. Надо Катьку вызвать. Увидел первоклашку, сунул ему записку. «Передай, – говорю, – Тимошиной из шестого “б”. Только чтоб никто не видел!»

На переменке Катька из школы выбежала, озирается. Я ее из кустов поманил. Спрятались мы подальше, я ей все рассказал.

– Ладно! – говорит. – Я Родюшкина живым или мертвым притащу.

– Лучше живым, – говорю. – Мертвый он нам не нужен.

Подождал я следующей переменки, смотрю – Катька с Родюшкиным выходят. Она ему что-то рассказывает, глазки строит. А он уши развесил. Идет за ней, как на ниточке.

Я затаился, словно тигр в засаде. Проходят они мимо, слышу – Катя ему поет:

– …Они на липучках, такого небесного цвета. Очень приятные шузы…