Беззвучный гул космоса убаюкивал. Крохотные звёздочки манили блёклым свечением, призывая полностью окунуться в симфонию безмятежного вакуума. Великолепный аккомпанемент в мысленном исследовании горизонта событий. Мрачнеющая в иллюминаторе пустота делала салон шаттла уютным и тёплым. Все восемь кресел были заняты. Я сидела на заднем: прильнув лбом к ледяному стеклу, пыталась предугадать, на сколь долгий срок мне позволит отвлечься от повседневности эта спонтанная астрономическая авантюра. Задира парила в проходе; сосала виртуальный чупа-чупс и трясла фиолетовыми локонами в такт играющей в виртуальных наушниках музыке. Вот уж кто всегда мыслит позитивно. Если бы не сестра, я бы давно зачахла во всей этой непрекращающейся политической возне. Стоит порадоваться: вынырнуть в первозданную бесконечность мне удаётся нечасто. Остальные шесть мест занимали Гоголоны алароидного класса - одна из новейших разработок Пангеи. Технология клэйтроники позволяет им принимать любые формы и с лёгкостью попадать в самые труднодоступные места; нано-облачная структура даёт возможность контролировать любую управляемую технику по всем существующим ныне интерфейсам.
Гоголон - искусственный эталон роевого разума.
А ведь пять лет назад его даже не существовало. С трудом верится, что рождение ИИ началось с одной только мысли. Это произошло внезапно, жарким и шумным сентябрьским утром. Я листала журналы по робототехнике, думала о чём-то своём, дрейфовала в океане сознания. Практически исчезла для мира, испарилась в мыслях, растворилась. И тут разум пронзила она.
Идея.
Это слово звучит броско, как белизна пока ещё чистого ватмана, на котором вскоре появится проект; ярко, как слепящая нить накаливания; эффектно, как рукоплескания восторженной публики. Я корпела над книгами, словно одержимая. Дифференциальная топология, теория чисел, тензорные поля, «Могут ли машины мыслить?» Алана Тьюринга в качестве настольного пособия и прочий, как утверждала Задира, «трындец, от которого закипает чайник». В кои-то-веки я была с ней солидарна - настолько тёмных мешков у нас под глазами я ещё не видела. Потом настала чародейственная минута запуска. Братья Синигава притянули нам столько блоков и охладителей, что ими был заставлен весь зимний сад Делийского пентхауса, а высящиеся по бокам памятники Кулону, Фарадею и другим выдающимся физикам утонули в бухтах кабелей. Я волновалась: даже шутки сестры про планету Шелезяку меня нисколько не цепляли.
И всё-таки заработало.
Сначала Гоголон находился в состоянии интранаркозного пробуждения, если более просто - в спячке. Контакт поддерживался с помощью «Феи», посредством погружения в виртуальное пространство. Выпускать на свободу такую мощь я не рискнула: даже я смотрела триллеры с обезумевшим ИИ в качестве антагониста. На срочном совещании «Созвездия» было решено транспортировать мейнфрейм Гоголона на Люксон. Построенный за месяц комплекс «Пи» включил в себя три диодных купола, 128 блоков размером с телефонную будку и пиковую производительность в 512 зеттафлопс. Обожаю эти числа; мурашки от них по коже. В первый же день полной активации Гоголон выдал список простых чисел Мерсенна вплоть до тех, что имеют в своём составе пять миллиардов знаков. За это открытие старый мир мог бы наградить меня Нобелем, да только всё это являлось лишь разминкой - вскоре ИИ должен был проявить себя в полной мере.
Гоголон учился всему, как голодный до знаний отличник. Уже через сутки он знал полный курс математики, физики, психологии, биологии и всемирной истории. Задира даже пыталась втолковать ему основы моды. Принесла стопку журналов: от столь гениального личного стилиста она уж точно бы не отказалась. На следующее утро Гоголон распечатал ей выкройку вечернего платья. Такого, что она, любительница кед и олимпиек, не снимала его целую неделю. Полгода я держала Гоголона взаперти, но позже выяснилось, что в этом нет никакой нужды: ИИ много запоминал и молниеносно быстро оперировал данными, но своей воли, как таковой, не имел абсолютно. Он лишь исполнял приказы, потому что так ему велел «Творец» - это имя я дала себе, чтобы он никогда не забывал, кому обязан появлением на свет. Вскоре Гоголоны стали появляться на улицах и в домах столицы. Старые прошивки роботизированных домохозяек и дроидов заменялись ИИ. Выгода была обоюдной: функции машин приобретали более гибкий диапазон, а Гоголон постигал нюансы человеческой натуры. Не прошло и года, как он стал самым популярным гаджетом Люксона. Он появился в каждой семье, в каждом доме. Многие отдавали предпочтение Гоголону, нежели живому партнёру, и вскоре на конвейер встали человекоподобные боты социального класса. Затем Гоголономания заразила и Пангею. ИИ, сам того не осознавая, проник во все сферы человеческой жизнедеятельности. Присвоил себе многие рабочие места. Стал нянькой и водителем, другом и любовницей, рассказчиком и слушателем, мужем и женой, матерью и сыном.
ИИ подстроился под каждого. Теперь жизнь без личного Гоголона выглядит так же абсурдно, как жизнь без личного смартфона.