ПАРАЛЛАКС 606. Том II

- За то, что я в очередной раз наломал дров... - произнёс Бойченко голосом пессимиста, утратившего веру в благосклонность судьбы. - Я подвёл всех: я вручил Кимико книгу на блюдечке с голубой каёмочкой, я искал вас и напоролся на двойное затмение. Даже рассказ твой не успел дочитать. Каким бы слизняком ты меня не считал, у меня есть последний вопрос, и я не отвяну, пока ты на него не ответишь.

- Задавай. Но учти: услышав ответ, ты бесповоротно внесёшь себя в список проклятых.

- Сдаётся мне, я уже давным-давно в этом списке... - на выдохе проворчал Антон. - Хочу знать, при чём здесь я. Почему ваш научно-фантастический вертеп крутится вокруг моей жалкой жизнёнки?

На краткий миг Антон успел заметить, как мелькнуло в ухмылке Давида лукавое отчаяние, будто тот знал, что Бойченко спросит именно это. Мариус медленно приподнял руку. Оттопырив указательный палец с четвёркой, он направил его в лицо Антона и стал приближать палец к его лбу. Палец надвигался неспеша, как бормашина стоматолога: Бойченко успел разглядеть узор отпечатков и каждый скол на обведённом серой каёмкой ногте. Палец прошёлся над оправой окуляров, а затем тычком пристыковался к его мокрому от пота лбу.

- События крутятся вокруг тебя, потому что всё это происходит в чертогах твоего внутреннего мира. Мы все живём в твоей голове, амиго. В твоём озлобленном и неуравновешенном сознании.

Ответ впечатался в и так звенящий череп подобно кувалде. Во рту пересохло до такой степени, что чёрствой щеткой, которую люди обычно называют языком, можно было расцарапать нёбо. В это же мгновение над головами мужчин что-то задребезжало. Дико, звонко, напористо; не в такт остальному гвалту - Мариус аж передёрнулся. Мотнув бородой, он велел Антону лечь. Оба припали к позолоченной нервюре. Бойченко принялся по-детски вертеть головой, дабы выяснить причину беспокойства:

- В чём де...

- Тс-с-с... - шикнул Давид, и Антон послушно смолк. Отследив пристальный взгляд Мариуса, Бойченко присмотрелся к кадаврам и только тогда заметил то, от чего его ладони сцепились в замок, а в глотке пробудился задремавший приступ рвоты.

Один из монстров затрясся в эпилептическом припадке. Кости его начали трещать и ломаться. Из глазниц брызнул кровавый битум, а затем тварь разлетелась на ошмётки подобно шарику с краской. На полу осталось лишь мокрое пятно... и левитирующий клубок из пуль и гильз. Бойченко прищурился: колючий металлический ёжик звенел и вибрировал, словно под действием сверхмощного магнита. Ещё несколько кадавров, завидев, что происходит что-то неладное, подковыляли к останкам сородича, а затем их начало корёжить точно так же. Пули, некогда рвущие плоть живых людей, теперь рвали монстров и со звоном примагничивались к ёжику. Гильзы катились по полу и с цоканьем сбивались в зубастый ком. Мертвецы всё подползали и подползали: перебирались друг через друга и тут же разлетались на куски. Рёбра их ломались с громкостью арматурин, перекусываемых гидравлическими ножницами. Зазубренный ком металла становился всё больше - какая-то чудовищная паранормальная сила притягивала к себе остатки боеприпасов под давлением в сотни, а то и тысячи атмосфер.

- Не дёргайся, - прошептал Давид; смуглое лицо его впервые отразило испуг. На татуированной шее выступили продольные жилы.

- Ч... что это?

- Ничего хорошего.

Вынув из карманов две Г-образные рамки, Давид сжал их в кулаках и вытянул руки вперёд. Бойченко смотрел на них, как зачарованный: проволочины вращались, точно обезумевшие часовые стрелки. Всё быстрее. И быстрее, и быстрее. В какой-то миг они стали крутиться так быстро, что буквально вырвались у Мариуса из рук. Просвистев бумерангами, они со звоном вонзились в намагниченный шар. Давид угрюмо взглянул на свои ладони: теперь их пересекали две тонкие красные нити ожогов. Не в состоянии пошевелиться, Антон вжимался во влажный от конденсата мрамор и ощущал, как в его кишечнике что-то трепыхается. Он поражался тому, что до сих пор сохранил трезвый рассудок. Нервные струны натянулись настолько, что ими можно было нарезать стекло. Постепенно железный шар образовывал нечто, что не сумел бы нарисовать на стене карцера даже самый безумный пациент психушки. Скомканное из окровавленных пуль и гильз, колючее чудище обрастало рёбрами и тремя парами длинных, похожих на муравьиные лапы, рук.

- Надо забраться поглубже... но для начала перебьём запах... - Мариус сунул запястье за пазуху; достав засаленный флакончик с буро-красной жидкостью, он зубами выдрал деревянную пробку. - Эфирное масло ладана с гноем. Мой персональный рецепт. Подставляй ладони, смажешь лицо и конечности.

Отцедив Бойченко половину, Давид облил себя остатками зелья и принялся поспешно втирать его в кожу. Мерзотный запах субстанции дал бы фору и вони гниющего сала. Покончив с маскировкой, Мариус кивнул на пригнездившийся между двумя ближайшими колоннами балкончик: украшенный лепниной, тот походил на церковный хор.

- А теперь ползком к стене. Этот проход должен вывести нас прямиком в Детский Митреум.