Мариусу уже приходилось бродить по пустыням, притом не раз. Как ночью, так и днём. Впервые - пятнадцать лет назад, когда он в компании с ещё дюжиной ребят работал на йеменского министра здравоохранения, Рашида бин Хаммуда. Тот заказал переправить две тонны кокаина из Эль-Гайды в Кувейт, а уже потом, авто-туром вдоль Евфрата, в Турцию. Руссо туристо, небось, до сих пор поминают его добрым словом. Недельный переход на верблюдах через Руб-эль-Хали показался адом - первый опыт, как-никак. Это было равноценно тому, что зайти в незнакомую игру и начать с последнего уровня, а ещё нагляднее - сразу с финального босса. Но коллеги оказались на удивление дружелюбными - они-то и научили Давида всем этим «песочным» премудростям. Потом - Такла-Макан и аммонал для казахских повстанцев, Гоби и контрабанда только-только напечатанных в Иркутске юаней, Кызылкум и партия гашиша - счастья и здоровья узбекским швеям, которые плохо зашили мешки и позволили ему вдоволь угоститься во время путешествия. Ностальгические воспоминания заставили Мариуса улыбнуться. Даже слова Коджо о «вечной жизни вне закона» показались ему не такими уж и гадкими: действительно, разве стоит бежать от самого себя? К чему этот самообман? Зачем самому себе что-то пытаться доказать? Давид вспомнил речи Фроста: «Ты не такой простой, каким кажешься, Дэви». Если ты бандит, значит ты бандит до мозга костей, и точка. Даже этот побег доказывает, что всё не зря. Что не заслужил он наказания. И волю сам вернул. Своими этими жилистыми ручищами. Даже с мёртвыми справиться сумел. А уж что говорить о живых – с ними и подавно справится. Мариус даже подумал о том, чтобы издать боевой клич, но передумал: не стоит привлекать внимания. Да и мандарин подумает, что случилось чего. Прискачет, чтобы снова «спасти». Тьфу...
Пустынная тишина была почти полной, нарушало её лишь еле слышное завывание ветра. С каждым шагом идти становилось всё труднее, хотя прошёл Давид ну метров сто от силы. Ботинки увязали всё глубже, будто гравитация усиливалась. Причиной тому вполне могли бы стать зыбучие пески, но ведь в Каракумах их нет – это Давид выяснил, когда они с Коджо в шутку продумывали планы побега. Мариус посчитал, что во всём виновато недомогание. Он решил остановиться и перекурить. Извлёк из кармана пачку, затем зажигалку. Сел на корточки, покряхтел. Зажёг. И только когда поднёс огонёк к коленям, он увидел то, от чего его лёгкие подскочили в груди и чуть не выпрыгнули через горло. Его точно ледяной водой окатили, а сам он похолодел внутри и снаружи.
Чёрный песок вибрировал, будто по его поверхности ползали миллионы червей. Казалось, он ожил; он дышал, как живот тучного существа, ещё не очнувшегося ото спячки. Но самым жутким было не это: тысячи запястий напоминали уродливые чёрные сорняки. Испещрённые рубцами, их длинные и тонкие пальцы вздрагивали, пытаясь вцепиться ногтями в воздух. Мариус перевёл остекленевший взгляд под ноги: несколько ладоней держали его за стопы и втягивали в червиво-песочную гущу. Всё это инфернальное естество напоминало обложку воспевающей богохульство дез-метал группы.
- Пресвятая Дева Мария... - только и сумел проговорить Мариус, прежде чем рефлексы вынудили его заорать и броситься назад; туда, где, по его предположениям, должна находиться палатка. Он готов был припасть к ногам Родиона, лишь бы тот подал хоть какой-нибудь знак. В голове промелькнула мольба о том, чтобы просто вернуться в прошлое.
Всего на пять минут, чтобы не выйти наружу, не вздумать закурить и не увидеть всего этого.
Темнота и не думала заканчиваться. Она окружала со всех сторон. Сдавливала весом. Чёрные пальцы хватали всё крепче. Всё сильнее. С каждым широким шагом Мариус всё живописнее представлял, что с ним произойдёт, если он упадёт или хотя бы споткнётся. Он подумал, что на этот раз гибель неизбежна.
- Эй! - завопил он что есть мочи. - Я здесь! На помощь! Кимико! Родион! Я тут!
Левая ступня за что-то зацепилась, и Мариус, не удержав равновесия, рухнул лицом во вьющиеся подобно членистоногим конечности. Те начали хватать его за одежду, за лямки рюкзака и за гвоздомёт. За ноги, руки, бороду и волосы. Давид брыкался, как обезумевший бизон, которого повалили на землю львы. Ветхозаветный ужас топил его.
- Пошли вон! Дерьмо! Отвалите, твари! Отъебитесь!
Одна из ладоней вцепилась в челюсть, затолкав пальцы едва ли не в горло. Давид стиснул зубы - по носу ударил едкий горелый запах. В лицо брызнула жижа; по вискам и шее что-то потекло. Глаза защипало. Руки задёргались ещё быстрее - они заползали под комбинезон, желая вонзить ногти в плоть и разорвать её на ошмётки. Лёгкие свело судорогой: то ли от невыносимого запаха, то ли от расползающегося по артериям паралича. Мариус начал задыхаться, а зов о помощи превратился в захлёбывающийся хрип.