- Быть может, следовало примкнуть к квазарианам, а не штурмовать их твердыню на полюсе?
- Кто знает, кто знает... Если уж начистоту, я не фанат светлых интерьеров. Да и про виселицы ты не упоминал.
Ангельская песнь вмиг смолкла. Родион вскочил, как подхлёстнутый; увиденное повергло его в ужас. По всему атриуму, от исповедален и до лестницы, стояли виселицы. Высокие, как корабельные мачты, и низкие, по ключицы. Ровные и покосившиеся. Одиночные, парные и даже перекладины с целыми рядами петель. Одетые в белоснежные туники люди водили вокруг виселиц хороводы. И вновь эти безликие восковые фигуры. Все они смотрели вверх, на купол, и на этот раз их взгляды источали слепое обожание.
- Эй, мотыльки, а ну марш ко мне! - донеслось сзади.
Повернувшись, Родион заметил Люду. Капитанша стояла на четвереньках у одной из скамеек. Одетая во всю ту же униформу ФСБ, она голыми руками копала в клумбе ямку.
- Именно так я и погибла, мои дружные слепые бабочки, - сообщила Люда, когда они с Давидом подошли к ней вплотную; женщина выглядела так, словно разговаривала с прячущейся в траве лягушкой. - Первые минуты покалывало в суставах, но стоило встать на ноги, как это чувство ушло. Ушла и головная боль, что мучила последние семь месяцев. Мальчуган, похожий на купидона, сообщил мне, что я умерла, и мне следует пройти в Зал ожидания. Впрочем, в замешательстве была не я одна - все прибывали сюда немного не в себе. Затем понимали, что к чему, и трезвели. Но проходили часы, дни, и они опять превращались в заторможенных овощей. Их будто что-то пьянило, - вынув из внутреннего кармана мультитул и фонарик, Людмила аккуратно вложила их в ямку. Присыпала тайник, вернула копну травы на место. - Даже вы ощущаете этот покой, ведь так? Эту апатию, которую чувствуешь разве что после баньки, всадив несколько рюмочек дедовского самогона?
- Аура Квазара оказывает на человеческие души воистину целебное воздействие, - ответил Родион. - Одного в толк не возьму: зачем ваше подсознание очернило нашу святыню этими кошмарными абстракциями?
Мариус потряс указательным пальцем:
- Вот-вот, и я о том же. Чем этот Кайфонариум тебе так насолил?
- Не неситесь вперёд паровоза, мотыльки, - заговорщицки проговорила Людмила. - Да, эту ауру здесь ощущали все. Каждый. Но только не я... - оттряхнув колени, она села на скамейку. Стоило ей закинуть ногу на ногу, как рядом возник лейтенант: Дима сидел неподвижным истуканом. - Малого я встретила уже после исповеди. Да, глупо было надеяться, что этот дурик выживет. Ещё и в лужу топлива вступил, болван. Эх, никудышный из него опер... К тому моменту, как я повстречала его в атриуме, он уже слабо соображал. Даже на вопросы мои отвечал нехотя. Мямлил, что его пытались откачивать. Почти всё тело обгорело. Теперь же он искренне верил, что попал в рай, и можно не переживать. А вот ту неуловимую террористку я так и не встретила... хотя долго бродила по Покоям прибытия в надежде на реванш.
Родион с недоверием покосился на купольный фонарь:
- Вы хотите сказать, что аура Квазара не действовала на вас?
- Именно так, друг.
- Это исключено, - замотал головой Родион. - Единение с Квазаром здесь находит каждый.
Людмила взмахнула рукой, и их с лейтенантом униформы сменились на туники.
- Каждый, да не каждый. Любезные администраторы заглянули в свою книгу и вытряхнули всех моих скелетов. Откуда они всё про всех знают?.. Они следят?.. О нет, не-е-ет, избавьте меня от сказок про всевидящее Божье око! Чуть позже мне выделили комнату, оставалось лишь дожидаться Колокольного звона. А аура всё не работала; в какой-то момент мне даже обидно стало. Поначалу я отказывалась в это верить. Разве может божественная канцелярия ошибаться? Первой мыслью было заявиться к админчикам и спросить «Какого, извините, хрена?» Или нагрянуть в Минареты и задать этот вопрос там. Но потом ко мне вдруг снизошло озарение, что никакой это не рай. Небеса не вправе ошибаться. Пока все местные и новоприбывшие нежились под лучиками, годами взращиваемая внутри меня ищейка чуяла, что что-то не так. А когда начала возвращаться головная боль, я поняла: сидеть сложа руки больше нельзя.
Родиону стало тяжело дышать, и только тогда он понял, что дышит. Дышит здесь, в Дронариуме. Нарастающая духота сдавливала виски. Свет купольного фонаря всё больше приобретал болезненно-жёлтый оттенок. Лицо капитанши исказила боль, и она зажмурилась: