Молва достигла Вены, наивно было бы полагать, что она гораздо раньше не распространилась по русской земле. Мы сталкиваемся здесь с присущей всякой олигархической власти оптическим обманом. Народ все знает, а власть полагает, что никому и ничего не известно.
Однако основываться на этом умозаключении было бы рискованно, не рассмотрев, что же в действительности произошло в Угличе 15 мая 1591 года?
Оставалось лишь одно — попытаться ввести в художественную ткань романа весь эпизод, не рассказать о том, что произошло, а показать, как произошло, в лицах и характерах. А вот это никак не получалось...
Мы уже говорили о том, что историография начисто отвергает в своей методике вымысел. Это не упрек, мы должны согласиться, что вымысел ей противопоказан. На чем же основывалась версия об убийстве царевича, без заметных изменений дошедшая до нас? Н.М. Карамзин изложил ее на основании летописных известий.
«...Боярыня Волохова позвала Дмитрия гулять во двор. Царица, думая идти с ними же, в каком-то несчастном рассеянии остановилась. Кормилица удерживала Царевича, сама не зная для чего; но мамка силою вывела его из горницы в сени и к нижнему крыльцу, где явились Осип Волохов, Данило Битяговский, Никита Качалов. Первый, взяв Дмитрия за руку, сказал: «Государь! У тебя новое ожерелье». Младенец, с улыбкою невинности подняв голову, отвечал: «Нет старое»... Тут блеснул над ним убийственный нож; едва коснулся гортани его и выпал из рук Волохова. Закричав от ужаса, кормилица обняла своего Державного питомца, Волохов бежал; но Данило Битяговский и Качалов вырвали жертву, зарезали и кинулись вниз с лестницы, в самое то мгновение, когда Царица вышла из сеней на крыльцо...» (Карамзин Н.М. История государства Российского. Спб., 1845, книга III, т. X, гл. II, с. 78).
(Там же. Примечания к гл. II № 231): «А Митька и Данилка побежа, и отбегоша 12 верст: кровь же правед-наго вопияше к Богу... они жь окаяннии возвратишась, и граждане и тех камением побиша 12 человек и повер-гоша в яму, псом на съедание».
Н.М. Карамзин вне упрека, он первопроходец по обилию русских летописей, а вот к последующим историкам вопрос, как такое наивное сочинительство могло быть опорой для серьезной исторической версии?
На мой взгляд, историки обратились в последнее время с большим доверием к версии Угличского следственного дела из-за того, что версия убийства оказалась несостоятельной.
Угличское следственное дело излагает ход событий таким образом. Царевич пошел «тешиться» со сверстниками-жильцами во двор. Играли в тычку ножиком, а по другим показаниям — сваей. Разница существенная, хотя в деле это никак не отмечено. Ножик режет и колет, свая, трехгранный шип, только колет. На царевича нашла падучая, припадок эпилепсии. «Летячи» он «набрушился», «наткнулся» на нож. Бился долго окровавленный. Братья царицы успели прискакать из города на набатный звон, он еще был жив. Как только царевич упал и поранился, мальчик Петрушка Колобов побежал наверх к царице с криком, что царевич «убился». На двор выбежала царица Марья и первым делом схватила полено и начала охаживать мамку боярыню Волохову, сразу обвинив Битяговского, Осипа Волохова и Качалова в убийстве царевича... Царевич в это время, истекая кровью, бился на руках у кормилицы.
Почти реальная картина действия, но в психологических этюдах авторы XVI века неискушены, и явилась психологическая нелепость.
Царевич, истекая кровью, бьется в судорогах на руках кормилицы, а мать вместо того, чтобы попытаться остановить уходящую жизнь, принять последнее дыхание сына, хватает полено и бьет Волохову, призывая перебить Битяговских. Такие нелепицы могли сочинять только подьячие XVI века, да и то наспех, а вот историкам принимать их вымысел за достоверность — сие по меньшей мере несерьезно.
Нагие, как это выяснилось в ходе розыска, никого не допускали в церковь, опасаясь похищения тела царевича. Наивная отговорка, но и столь же наивная ошибка фальсификаторов, включивших эти показания в розыскной свиток. На самом деле Нагие не хотели, чтобы кто-то из угличан увидел «подмену». Отрок в церкви лежал с перерезанным горлом, в следственном деле есть четкие показания, что играл он сваей, а свая не режет.
Если допустить, что царевич наткнулся на сваю и погиб, то все равно мы не можем согласиться, что мать могла разрешить надругательство над телом сына.