Парадокс времени

– Что это? Решила меня за нос подергать напоследок?

Элфи не ответила. Она зажмурилась, воткнула два пальца Кронски в ноздри и послала последние искры магии в носовые каналы.

– Исцеляй!.. – умоляюще выдохнула она.

Кронски удивился, но не более того.

– Эй, какого… – пробормотал он и чихнул, причем с такой силой, что у него щелкнуло в ушах и он скатился со своей пленницы. – Тебе что, пять лет? Совать пальцы в нос!..

Он еще раз чихнул. Гораздо сильнее. Из каждой ноздри вырвалась струя пара.

– Это тебя не спасет. Какие вы все-таки…

Он опять чихнул, подпрыгнув всем телом. Слезы хлынули по щекам толстяка. Ноги у него подкосились, стекла очков задрожали в оправе.

– Ничего себе… – пробормотал Кронски, кое-как собрав конечности. – Что-то не так. Что-то изменилось.

И тут его накрыло волной запаха.

– А-аргх!!! – зарычал Кронски, потом заскулил.

Сухожилия напряглись до предела, носки ступней вытянулись, пальцы пытались разорвать воздух.

– Ну и ну, – выдохнула Элфи, потирая горло. Она не ожидала настолько сильной реакции.

Запах был, конечно, мерзкий, но Кронски бился, словно умирающий. Элфи не рассчитала, насколько сильным может оказаться проснувшееся обоняние доктора. Представьте радость прозревшего или эйфорию сделавшего первый шаг. Потом возведите ощущение в квадрат и сделайте отрицательным. Возьмите шарик какой-нибудь отравы, вываляйте его в колючках и навозе, оберните гнойными бинтами, сварите все это в котле с невыразимо мерзкими продуктами жизнедеятельности и засуньте себе в нос. Примерно такие ощущения испытывал Кронски, и это едва не лишило его рассудка.

Он упал на спину, его тело содрогалось в конвульсиях, руки хватали воздух.

– Мерзость! – просипел он и повторил несколько раз: – Мерзость… Мерзость…

Элфи поднялась на четвереньки, откашлялась и сплюнула в пыль. Она чувствовала себя побитой и помятой и телом и душой. Взглянув на Кронски, она поняла, что допрашивать его бессмысленно: в данный момент предводитель экстинкционистов был не в состоянии поддерживать разумный разговор.

«Может, оно и к лучшему, – подумала эльфийка. – Вряд ли он в ближайшем будущем сможет возглавить какую-нибудь международную организацию».

Потом Элфи заметила нечто странное. Одно из стекол в очках Кронски разбилось, открыв заплывший жиром глаз. Радужная оболочка имела странный фиолетовый цвет, почти такого же оттенка, как и стекла очков, но не это привлекло внимание Элфи. Края радужки выглядели рваными, словно их обкусали крошечные рыбки, питающиеся глазным белком.

«Этот человек находился под действием гипнотических чар, – поняла Элфи. – Им управлял кто-то из волшебного народца».

Она поднялась на ноги и, прихрамывая, направилась вглубь квартала. Перебранка между жадными охранниками скоро затихла вдали.

«Если в этом замешан кто-то из наших, значит все не так, как кажется. А если все не так, как кажется, то, может быть, Артемис Фаул еще жив».

Под лагерем экстинкционистов

Мервал Криль подмигнул своему отражению в зеркальной поверхности хромированной двери холодильника для трупов.

«Красивый я парень, – подумал он. – И животика почти не видно под халатом».

– Криль, – крикнула Опал из кабинета. – Как дела с мозговой жидкостью?

Мервал подпрыгнул.

– Скоро выкачаю всю досуха, мисс Кобой.

Пикси налег всем телом на каталку и покатил человека по короткому коридору в лабораторию. Постоянное нахождение в замкнутом пространстве с Опал Кобой трудно назвать пикником. Их было всего трое, и они неделями напролет высасывали соки из представителей исчезающих видов. Опал могла позволить себе нанять тысячу лаборантов, но возвела секретность в ранг идеи фикс. Уровень паранойи достиг такого предела, что Кобой начала подозревать в шпионаже растения и неодушевленные предметы.

– Я могу выращивать фотоаппараты! – визжала она братьям Криль во время одного инструктажа. – Кто посмеет сказать, что и этот презренный лошак Жеребкинс не научился вживлять разведывательную аппаратуру в растения? Поэтому избавьтесь от всех цветов. И от камней тоже. Я им не доверяю. Гнусные мелкие лазутчики.

Поэтому близнецы Криль целый день занимались тем, что выбрасывали все вещи, в которых могли быть установлены «жучки». Даже дезодорирующие блоки из туалета пришлось отправить на свалку, ибо Опал подозревала, что они ее фотографировали, когда она использовала помещение по назначению.

«Впрочем, мисс Кобой имеет право на паранойю, – подумал Мервал, вкатывая тележку в двухстворчатые двери лаборатории. – Если Подземная полиция узнает, чем она здесь занимается, ее на веки вечные упекут за решетку».

За дверями находилась длинная лаборатория высотой в три этажа – место страданий и печали. До самого потолка высились ряды клеток с животными. Пленники стонали и скулили, сотрясали свои темницы, бросались на прутья. Робот-раздатчик непрерывно двигался вдоль рядов, насыпая в кормушки сероватые гранулы.