Парадокс страха. Как одержимость безопасностью мешает нам жить

Первоначально наша работа сосредоточилась на переживании горя и обиды. Хотя Мейсон очень не хотел этого признавать, но какая-то часть его была очень зла на мужа. Под злостью мы обнаружили печаль. Хотя им обоим случалось «сходить на сторону», влюбленностей их негласный договор не допускал. За первыми сеансами последовало еще несколько, и скоро Мейсон позволил себе почувствовать печаль, предательство, а главное – обиду. А затем однажды Мейсон, придя на сеанс, вдруг осознал, что больше не злится.

В следующие несколько недель Мейсон радостно сообщал мне, что чувствует себя прекрасно: все наладилось, на работе снова все хорошо. И однажды за этим предсказуемо последовало сообщение, что ему больше не о чем рассказывать. Он тихонько опустился в слишком большое для него кресло, и меня вновь посетило странное ощущение: я чувствовал его желание выскользнуть за дверь. Сначала я вообразил, что это мое ощущение – просто отражение его неготовности (кстати, вполне допустимой) «заглянуть глубже». Помимо этого, однако, перед моим внутренним взором возник смутный силуэт – я видел бегущего Мейсона.

Я задумался: не вызваны ли мое предположение и эти образы чувством, что Мейсон бежит от боли недавнего разрыва, – и решил осторожно поделиться с ним своими ощущениями. Когда я высказался, он сначала уставился на меня – судя по выражению его лица, потрясенный услышанным, – а затем кивнул и воскликнул: «С ума сойти!» И признался, что в тишине и покое, когда ничто извне его не стимулирует, он и сам ощущает себя бегущим. Даже будучи совершенно неподвижным, он бежит.

В случае Мейсона ощущение, что он бежит, видимо, предвосхищало последующую догадку, что какая-то часть его личности пытается отдалить его от чего-то. Это не значит, что все рассказанное Мейсоном о себе – его доброта, заботливость, самопожертвование и легкий характер – было неправдой, просто он этим далеко не исчерпывался.

По мере продвижения нашей совместной работы темп бегства Мейсона немного замедлился. Он все больше позволял себе задуматься, что же он за человек. Кто он на самом деле, как стал этой личностью и, главное, что он в действительности чувствует глубоко внутри? Однажды Мейсон пришел с таким видом, точно хотел поведать мне какой-то секрет. Едва не краснея от стыда, он признался, что бóльшую часть жизни мучился ощущением, будто его преследует какое-то животное и вот-вот набросится на него. Мейсон смущенно признал, что это и заставляет его вечно бежать. Животное, сказал он, скорее тень, чем сущность, оно всегда держится на расстоянии, но повсюду следует за ним. Стоит оглянуться – оно тут как тут, хотя полностью рассмотреть его не удается.

Со временем Мейсон заговорил о том, как трудно ему было в детстве добиться удовлетворения своих потребностей. Его сестра, о которой он прежде едва упоминал, довольно сильно подавляла его в детские годы. Она была старше и поглощала почти все внимание родителей. Мейсон был «счастливчик» и «хороший мальчик», но глубже лежало что-то большее. Казалось, его истинное «я» глубоко спрятано ото всех, включая его самого. Даже ближайшие друзья знали лишь внешнюю оболочку его личности, которую он демонстрировал миру. Как-то раз он сказал мне: «Как вы думаете, что случится, если я перестану убегать от животного?» «Давайте это выясним», – ответил я.

В сущности, вся эта глава посвящена тому, что происходит, когда Мейсон перестает бежать. У многих из нас отношения с самими собой, как у Мейсона, включают сильный элемент Страха – Страха, который разрывает нас на части и подрывает способность поддерживать нормальную связь с нашей подлинной личностью.

Наши два лица

В 1866 г. Роберт Льюис Стивенсон опубликовал «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда». Повесть увидела свет в обществе с высочайшим уровнем науки, медицины, рационального мышления и социальных приличий. Выросшая на фундаменте научной революции, произошедшей двумя веками раньше, викторианская Европа процветала благодаря способности к индустриализации и просвещению. Промышленная революция была совсем близко, и классовые системы аккуратно распределяли человечество по удобным для использования ячейкам. Однако преимущество исторической ретроспективы позволяет нам понять, что публикация книги Стивенсона предвещала нечто значимое в культуре и обществе.

Тема истории о докторе Джекиле и мистере Хайде стала разновидностью мифа, шагнув за границы беллетристики и проникнув в самую ткань нашего общества. На случай, если кто-то ее не читал, позвольте мне сделать краткое резюме.

В отличие от фильма, повесть построена как загадка. Вот обшарпанная дверь на улице, где все остальное сияет чистотой и очарованием. Вот знакомство со свирепым человеком, входящим в эту дверь. Его зовут Хайд, и он имеет таинственную власть над уважаемым врачом, доктором Джекилом. Совершается убийство, и свидетель указывает на мистера Хайда. Кто этот человек и откуда у него власть над доктором Джекилом?