— Ты не понимаешь, — отмахнулась она. — Это другое. Рядом с тобой теплее. Может поэтому все так хотят забрать себе хотя бы кусочек?
— Откусить и спрятать.
И мы рассмеялись.
А сейчас, сидя на стареньком табурете, я поняла, иногда другому человеку слишком холодно и согреть его может только чужая улыбка. И я улыбалась. Так, будто действительно была пламенем.
«Зажженный светильник не ставят под сосуд. Но на подсвечник, чтобы все входящие видели свет»[7].
А еще у него никогда не спрашивают, сколько боли ему тот самый свет стоит. Но разве это важно?
На прощание Пашкина мама подарила мне плед. Похожий на те, из которых шьют плюшевых медведей. В огромной квадратной упаковке из прозрачного полиэтилена. Я отнекивалась от него как только могла, но она была неумолима.
— В честь прошедшего дня рождения!
— Не нужно.
— Пожалуйста, ради меня!
Ну как я могла отказать?
В это время Пашка обнимал меня за плечи, а я обхватила его свободной рукой за талию, в ответ. И даже согласилась как-нибудь встретиться в городе, после каникул. Может бабушка права, и люди на самом деле веками копили мудрость, которой я упорно не хотела следовать? В конце концов синицы не чем не хуже наглых самовлюбленных журавлей.
В общежитие мы вернулись уже в десять вечера. Вернее, я вернулась, а Пашка остался дома на выходные. Он усиленно порывался меня проводить, но я настояла, чтобы не выдумывал. В конце концов со мной был плед, так что я уже не чувствовала себя одинокой. К тому же, весь вечер он то и дело старался ненароком меня коснуться, а взгляд его был нетерпелив и полон предвкушения, что немного пугало. Слишком мало прошло времени.
Включить телефон я осмелилась только в такси. Глядя на множество пропущенных звонков, зажмурилась, крепче прижимая к себе подарок. Глаза уколола обида, жгучей пеленой застилая взгляд. Машина остановилась. Расплатившись, я вышла на улицу, вдохнула морозный воздух и сделала шаг. Потом второй. Зная, что после тысячного станет легче. Надо лишь перетерпеть.
На Карточную Долину опустилась ночь, и общежитие академии встретило меня тишиной. Захлопнув дверь, я устало облокотилась на нее спиной и выдохнула. Свет был не включен. Леся собиралась встретить рождество с родителями, так что раньше конца недели её ждать не стоило.
Вот и славно.
Никто не помешает мне прорыдать следующие несколько часов в подушку, чтобы утром проснуться и начать с чистого листа.
Но не вышло…
— И где ты, изволь ответить, до ночи шарахалась? — раздался из темноты ледяной голос. Я едва не подпрыгнула. Если бы не знала каждую его с хрипотцой ноту, точно скончалась бы от разрыва сердца.
Глаза привыкли к темноте и теперь я могла разглядеть в кресле знакомый силуэт, привычно вытянувший длинные ноги.
— Зачем пришел?
Север поднялся и медленно подошёл. Когда он не хромал, ему удавалось двигаться практически с кошачьей грацией.
Мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза и, набравшись смелости, произнести решительное: «Уходи, и больше не возвращайся». Но только я раскрыла рот, он опередил меня, сверкнув взглядом:
— Соскучился.
Нет. Только не снова.
Я рванула в сторону, но Виктор схватил за локоть, останавливая.
— Отпусти, — попыталась вырваться я, но оказалась прижата к собственной двери.
— Где ты была? И почему выключила телефон?
Он говорил так, словно имел на это право, хотя это не так. Как я устала от них от всех! От Пашки, что каждый раз проверял крепость моих границ, от Севера, который вообще решил, что имеет власть их устанавливать. Никому я ничего не должна!
— Не твое дело, — отгрызнулась я, тут же растягиваясь в улыбке, понимая, что не смогу остановиться. — Чем поджидать меня, смотрел бы лучше за своей девушкой. А то, кто знает. Может пока ты здесь, она в постели твоего лучшего друга окажется.
— Что ты несешь?
Я ухмыльнулась.
— А может, это у вас любовь такая, прогрессивная, а Север? — съязвила я, хотя единственный вопрос, который мечтала задать, был заключен в трех простых словах: «Вы снова вместе?».
Он окинул меня взглядом, несправедливо колючим.
— Ревнуешь к Адель, а сама за моей спиной спелась с баскетболистом, — раздраженно выплюнул он.
— Не с кем я не спелась.
— А это что? — кивнул он на стоящий у моих ног подарок.
— Сам не видишь?
— Плед? — ошарашенно спросил он. — Какого черта он подарил тебе плед?
— Это не от него. От его мамы. На день рождения.
— Черт, день рождения…
Он запустил ладонь в волосы. Закрыл глаза.
Я не ждала от него поздравлений. Он ведь не знал. Но почему-то такая мелочь вдруг разрослась между нами словно огромная стена, которая с каждой секундой молчания становилась все больше.
— Он целовал тебя? — вдруг произнес Север.
Должна ли я говорить? Есть ли вообще разница?
— Даже если так... — постаралась произнести я достаточно твёрдо, — ...это больше не твое дело, Северов?
Теперь каждое слово отдавалось в ушах ударом молотка. Словно гвозди забивая слова глубоко под кожу.
— Какой в этом смысл, — повторила я, — если сегодня утром ты сам был с Адель?