Парадокс Севера

— Она не в этой больнице, — процедил Север, включая фары и заводя машину. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять, дай ему волю, он бы сжег тут все. Вместе с забором.

— А где тогда? — Я буквально заставляла себя сидеть неподвижно, хотя внутри разрывалась от волнения.

— Где-то на проспекте Дружбы Народов, ты знаешь где это?

Я кивнула.

— Да, я покажу.

— Отлично, потому что там нас уже ждут.

Я не знала, с кем он говорил, но нас действительно впустили внутрь. Виктор долго пытался узнать в какое бабушка могла попасть отделение и только спустя полчаса, нам наконец ответили, что врач, наблюдающий ее, сейчас спустится.

Я сидела, обняв себя руками. Нет, это не было панической атакой. Хоть я и находилась в больнице. Я просто была опустошена. Бабушка — единственный человек, который у меня оставался и, потеряв ее, я бы, наверное, до конца себя потеряла. Виктор накрыл мои плечи своим пальто. Длинное, на мне оно касалось пола.

— Тут холодно, — произнес он. Вот только не знал, что внутри меня сковал лед гораздо суровее. Такой, что не растопить даже самым горячим пламенем.

— Спасибо, — ответила я, постаравшись улыбнуться в ответ на заботу. — За все.

Ведь если бы не его настырность, нас бы не пустили сюда. Мы бы не знали, что бабушка совершенно в другом месте. Да я бы даже домой не попала.

— Не тот случай, когда благодарят, — отозвался он. Стыло, строго.

— Прости… — слова будто все повываливались разом из головы. — Наверняка Макс передал тебе наш с Пашкой разговор… я не имела ввиду… а вышло так глупо. Я… Я не хотела тебя обидеть.

— Ты меня не обидела, — произнес он спокойно. — Я тебе что, ребенок, на такую ерунду обижаться?

Я посмотрела на него с неверием. Но он даже внимания не обратил. Подошел к стоящему в холле автомату с кофе, наверняка на вкус столь же гадким, как и это место, и закинул внутрь пару монет.

Дребезжа, аппарат зашумел.

— Держи, а то у тебя уже губы синие, — произнес Север, совершенно бесшумно деревянной палочкой размешав в стаканчике сахар.

Я прикусила свои синие губы, глядя пустым взглядом на это простое действие. Почему-то подумала о том, что даже стараясь не касаться краев чашки, у меня так не выходило.

Распахнулась дверь, и я подскочила, поставив стаканчик на подоконник. Но это оказалась всего лишь санитарка. Прошеркав с ведром мимо, она скрылась за соседней дверью.

Я опустила взгляд, сдерживая слезы. И вдруг почувствовала, как Север коснулся моей руки. Коротко, невысказанной поддержкой.

Я повернулась к нему лицом. Теперь мы молча стояли друг напротив друга.

Его пальцы сомкнулась на моих запястьях, и я уткнулась лбом в его грудь. Я не стану на этот раз плакать. Слишком много было между нами слез, разделенных на двоих.

Он молча прижал меня к себе, прошептав в волосы:

— Ну потерпи ещё немного. Ты же сильная, мушкетер.

Я покачала головой. Потому что не хотела больше быть сильной.

Потому что устала, исчерпав свой ресурс до дна. Потому что быть сильной всегда означало одиночество.

Потому что все уходят. А я остаюсь. Всегда. Одна. Сильная.

И я выдохнула:

— Только когда ты рядом.

Ощущая твердость его плеча.

И какую-то особенную поддержку, на которую только он был способен.

А потом услышала стук. Это оказался дежурный врач и я кинулась ему навстречу.

— С вашей бабушкой все в порядке, — словно прочитав все на моем лице, улыбнулся он. — Мы просто подержим ее недолго. Понаблюдаем на всякий случай.

— Но что с ней случилось? — казалось даже голос дрожал.

— Возраст, — ответил он, разводя руками. — Сейчас вы все равно ничего не сделаете больше. Не переживайте. С ней все будет хорошо. Возвращайтесь домой.

Я облегченно выдохнула, и обернулась на Виктора, не в силах сдержать улыбку. Самую широкую улыбку сквозь слезы. На этот раз от радости.

Глава 46 — Когда не жалко умереть

СЕВЕР

Больницы. Сколько я видел их за последние несколько лет. Десятки. Но несмотря на это, ты никогда не избавишься от этого тянущего и давящего в горле чувства безысходности, накрывающего изнутри.

Просто делать. На автомате. Без мыслей. Без эмоций. Потому что надо. Потому что твоя помощь нужна.

Столько лет я закрывался, запрещал себе что-то чувствовать, но с ней не получалось. Рядом с ней выстроенные стены рассыпались в прах. От одного лишь взгляда. Хотелось сжать ее в объятиях и вечность шептать, что все будет в порядке. Но…

Врача до сих пор не было, и все, что оставалось в моей власти — только собственное пальто на плечи, да стакан кофе в руку, хотя у самого даже глоток воды в горло не полез бы. А Диана — крошечная, бледная, хотелось усадить ее на колени и от всего мира спрятать, вот только она не позволила бы.

Несмотря на всё дерьмо, что раз за разом на нее вываливала жизнь, она все равно вставала, расправляла плечи и… улыбалась. Улыбалась так ослепительно, по-детски наивно и невинно, что солнце светило всем, на мили вокруг.

И почему именно таких мир ломает первыми?