Парадокс Севера

— Вот эту я набил первой. Мне шестнадцать было, — произнес Антон, указывая на языки пламени на его плече.

— Но это же незаконно!

Он лишь улыбнулся.

— Я тебя умоляю. Главная проблема была только в том, что мама меня за нее из дома выгнала. Я три недели спал на полу в комнате Виктора. Иногда в сарае.

— Она у тебя строгая? — спросила я, разглядывая узоры. Мне хотелось прикоснуться к ним, но я не решалась.

— Не то что бы, — ответил Антон. — Просто не понимала. До сих пор не понимает. Смирилась, наверное.

— Vivere est vincere, — прочитала я вслух фразу на его груди.

— Жить значит побеждать, — перевел он.

— Занятно. А эта? — спросила я, указывая на нотный стан, сквозь линии которого прорывалась птица. — Что она значит?

Он ухмыльнулся.

— Это самая последняя.

— Она самая маленькая, — подметила я.

— Да. К тому моменту у меня были набиты остальные. Каждая из них что-то значила. А эта… — он на мгновенье замолчал, пожав плечами. — Я сделал ее в честь девушки, когда понял, что впервые влюбился.

— Как романтично, — улыбнулась я, касаясь черных тонких линий. — Ты конечно же не скажешь мне, кто она?

— Даже не мечтай, — покачал он головой, и что-то внутри заскреблось. Глупое чувство. Наверное, я этой девушке даже завидовала.

Виктор никогда не рассказывал про подружек Антона. Сам он тоже не распространялся. Наверное, он был сильно влюблен, раз решил оставить след о ней на своей коже. Чтобы сменить тему, я спросила:

— Было больно?

— Сильнее, чем ожидаешь, точно, — рассмеялся парень. — Особенно на боку и запястьях.

— Зачем тогда ты продолжал делать это раз за разом?

Антон смотрел на меня неотрывно.

— Некоторые исцеляются болью, — ответил он так, словно закладывая внутрь, особый, скрытый смысл. Но задать новый вопрос не дал, скомандовав: — Твоя очередь.

— Что?

Я рассмеялась.

— У меня нет татуировок. Представляю, что сказали бы родители, выкини я такое. Но раз уже ты поделился со мной секретом, я тоже расскажу тебе кое-что, о чем никто не знает.

Я отошла на шаг, встав в центр прохода, развязала фартук и медленно покружилась.

— Это платье я сшила сама.

Тони вскинул брови.

— Ого, — произнес он. — А Виктор в курсе?

— Я хотела рассказать ему в поездке. Боялась рассказать, на самом деле.

— Почему?

— Не думаю, что он одобрит, — грустно улыбнулась я. — По крайней мере родители сказали, что это не тот бизнес, куда следует вкладывать силы и деньги.

Он покачал головой, нахмурившись.

— А по-моему, бред. Мне кажется, ты очень талантлива. К тому же я не знаю никого, кто разбирался бы в моде лучше тебя.

— Считаешь?

— Уверен.

Я улыбнулась, тихо благодаря. За окном едва занимался рассвет.

— У нас самолет через пару часов, надо будить Полину.

Тони поднял со стола майку и кивнул.

В самолете, положив голову на его плечо, я закрыла глаза и практически сразу погрузилась в сон.

Париж остался в Париже. Но один из его огней попал в меня, прорастая внутри особой теплотой. Спокойствием, которому еще никогда в жизни не было равных. И засыпая, я слышала в голове строки из того самого фильма[1]:

На той стороне улице звучит "жизнь в розовом свете". Играют для туристов, но удивительно, как меня волнует эта песня. В ней на жизнь смотрят сквозь розовые очки. Только в Париже, где свет будто розовый, эта песня имеет смысл. Но я захвачу её домой, и она будет со мной, куда бы я не отправилась…

[1] кф. "Сабрина" (1995, Сидни Поллак)

Глава 34 — Прошлое и настоящее

Глава 35. Прошлое и настоящее

Незапертая створка окна с белыми хлопковыми занавесками, вечно помятыми, поскрипывала, гонимая вечерним сквозняком. С улицы доносился шум музыки и веселые крики. Даже вожатые были неестественно добры. Особый случай — последняя ночь в лагере.

Уже завтра все разъедутся по разным городам, чтобы на осенних соревнованиях брать кубки и завоевывать медали. А сегодня, после нескольких недель безбожных тренировок, они позволяли своим подопечным немного расслабиться.