Мы видели, что две великие «цивилизации любви» (папа Бенедикт XVI), известные нам из Истории: христианство до XVIII века и коммунизм — оказались неубедительными. XX век в его большевистской версии стал веком вооруженного альтруизма, жаждущего насильно осчастливить род человеческий и развернувшего широкомасштабное массовое убийство людей. Но западные демократии не остаются в долгу: поддаваясь, в свою очередь, универсальной логике обращения, они отстаивают право вмешательства. Мы постулируем, что наши ценности глобальны, вопреки тому факту, что многие — причем не самые маленькие — страны упорно не хотят их принимать (Китай, Россия, Саудовская Аравия и другие). С одной стороны, крайнее равнодушие, столь очевидное в Боснии и Руанде, с другой — чрезмерность совместных действий в Сомали (1993) или в Ираке (2003), когда мы намеревались спасти народ от голода или от диктатуры против его воли. Ограничимся борьбой с теми, кто на нас нападает, последовательным отстаиванием своих принципов, помощью тем, кто открыто о ней просит (как сегодня иранская оппозиция), содействием распространению в мире некоторых прав. Но искусственно навязывать демократию во всех точках Земного шара, утверждать ее силой штыков значит только возмущать народы. Это то же опьянение Благом, что вдохновляет некоторые неправительственные организации. Порой сочувствие любящих сердец, которые устремляются на помощь сердцам страждущим, оборачивается опасной силой, губительной для тех, кому хотят помочь: вспомним историю с «Ковчегом Зоэ» в Дарфуре в 2007 году — попытку вывезти из Чада во Францию 103 ребенка, чтобы спасти их от суданской трагедии, хотя эти дети не были сиротами и не подвергались опасности.
Кто надеется, что в Кабуле, Пекине или Эр-Рияде утвердится местный вариант английского парламента, тот должен запастись терпением и научиться пониманию необходимости. Нас может огорчать, что многие нации все еще живут под властью произвола, насилия, но мы должны принять тот факт, что в различных частях человечества времена не согласуются. Свобода — предложение, а не крестовый поход. Если миллионы людей отклоняют приглашение, значит, оно им не подходит и нужно его переформулировать. Стоит убеждать примером, а не агитировать с помощью силы. Между конфликтом и миром находится серая зона, называемая политическим пониманием, — она не допускает ни высокомерия, ни добровольных отречений. В конечном счете, имеет значение одна-единственная война (нам это известно, начиная с эпохи Просвещения) — война идей, которая ведется днем и ночью мирным путем, побеждая всякую несправедливость и сокрушая иерархии. Только такая война, без пыток и бомбардировок, глубоко изменяет менталитет, улучшает положение женщин и детей, побуждает верующих проявлять терпимость, пересматривать наиболее агрессивные постулаты своих священных книг. Но этой войне присущ один недостаток: она длительна, она превышает сроки одной легислатуры, охватывает несколько поколений, а то и столетий. Чтобы добиться успешного ее завершения с помощью воспитания, книг, дискуссий, необходимо применять оружие разума, красноречия. Сочетать нетерпеливое желание свободы с мудростью ожидания.
5. Быть добрым — опасное искушение (Бертольд Брехт)
Итак, нужно ограничить любовь в ее непомерных притязаниях, приостановить ее стремление завоевывать новый электорат. Пора ей признать свои пределы, смириться с тем, что она не может решить все проблемы в общественной сфере. Без сомнения, она творит чудеса, но чуда примирения человечества с самим собой она так и не совершила. Хуже того, она способна принести больше вреда, чем те пороки, которые она собирается исцелить. Гений всех религий заключается в том, что утешения, которые они здесь обещают, относятся к потустороннему миру: например, «любовь сильнее смерти» — те, кто предположительно могли бы нам это подтвердить, уже отсутствуют и не сойдут из эмпирея, чтобы нас успокоить. Восторг, экстаз, веселье сами по себе не составляют фундамент города, хотя и оживляют его. Людей сплачивают чувство принадлежности, единство ценностей, общая культура, совместное преодоление опасности, разделенная забота о самых слабых. Мир, объединенный лишь логикой взаимной любви, — одна из утопий, которые хорошо культивировать, но пытаться их применять, невзирая на напряжения, неравенство, опасно. Нужно делать ставку на «всеобщую симпатию» (Фурье), зная в то же время, что она представляет собой недостижимый горизонт.