Парадный этаж

Перси был изумлен. Как она осмелилась? И на что, в сущности, она намекает? Хорошо воспитанный человек не заявляет своему собеседнику, которого ему только что представили: «Вы не знаете, что такое деньги!» — даже если тот признался в крайней скудости своих финансов. И в тоже время было совершенно очевидно — мисс Сарджент толкнуло на эти слова отнюдь не дерзкое намерение задеть его. Злобная выходка так не вязалась с ее обликом. Следовательно, остается предположить, что этой репликой она хотела выказать совсем не пренебрежение, а скорее похвалу: «Вы чисты душой, ваши руки не осквернены тлетворным прикосновением к деньгам». Да, очевидно, так оно и есть…

— Боюсь, — сказал Перси, — я и правда не знаю, что такое деньги.

— В них нет ничего приятного, — проговорила мисс Сарджент. — Деньги — отвратительное бремя.

При этих словах, в которых взрывчатый заряд скандала превосходил все, что прозвучало здесь до сих пор, и даже то, что можно было предположить, Нино бросил на девушку взгляд, полный ужаса; потом его глаза встретились со взглядом Лавинии, и в них она прочла настойчивый, хотя и немой вопрос: «Мать, ты веришь своим ушам? Что все это значит? Разве это не богохульство иконоборца? Не безумные речи сумасшедшей? Перед кем распахнули мы двери нашего дома?»

От Лавинии не ускользнуло смятение сына. Что ж, если мисс Сарджент своими непостижимыми уму высказываниями пытается поколебать ее самые священные убеждения, ей остается призвать на помощь рефлекс людей своего круга, своего воспитания, своего положения: ничем не выдать себя, сохранять спокойствие, постараться сгладить опасную ситуацию, короче, как можно изящнее выйти из затруднительного положения.

— Бог мой, Конни, — беспечно воскликнула она, — возможно, вы и правы! Нино, будь так добр, позвони Марии. Ей уже пора бы принести нам чай.

Нино поднялся и подошел к окну, в сердцах дернул свисавшую там на шелковой ленте сонетку, а Перси между тем бросился на помощь своей приятельнице. Ему потребовалось немало времени, чтобы превозмочь внезапный испуг, пожалуй не меньший, чем у Нино, который вызвали у него последние слова мисс Сарджент.

— Поверите ли, насладиться дивным ароматом цветущих апельсиновых деревьев Флориды уже многие годы меня приглашают мои друзья Лонгуэрты, у них там свой дом. Но хотя я, как вы только сейчас узнали, профессиональный гость, я ни разу не отважился поехать туда, и всего лишь по той простой причине, что я слишком большой домосед: Европа — моя деревня, а Лондон — моя хижина в этой деревне… В крайнем случае я могу отправиться в Танжер к своей приятельнице Барбаре, могу даже решиться заглянуть в Луксор, ведь эти места считаются — или всего несколько лет назад считались — как бы экзотическим продолжением Европы, но — пусть это глупо с моей стороны! — Америка пока что кажется мне такой далекой, такой далекой…

— Но ведь Америка, — возразила мисс Сарджент, — тоже продолжение Европы, только, я думаю, намного менее экзотическое, чем Танжер или Луксор.