Парадиз–сити

На четвертой подаче счет был равный — 1:1. Фелипе поставил ступни поудобнее на синюю металлическую перекладину, надвинув на нос кепку с эмблемой «Метс». Он доедал вторую пачку крекеров и уже насладился зрелищем того, как Майк Пьяцца принял навесной. У «Филлиз» подающим был Кевин Миллвуд, который во все глаза смотрел на своего принимающего в ожидании тайного знака, смекая, как бы обмануть игрока «Метс» Хосе Рейеса, уже занесшего биту. Фелипе обхватил колени руками и подался вперед в предвкушении драмы. Бросок надежд не оправдал — мяч отлетел в левый угол, в то время как весь стадион скандировал: «От–бей!» Парнишка в досаде отвернулся, и взгляд его уперся в высокого, плотного мужчину, который, медленно сойдя вниз по высоким бетонным ступеням, опустился на свободное место рядом. При втором броске Рейес резким ударом отбил мяч в центр и, едва не паря над землей, понесся к первой базе.

— Кажется, я вовремя, — удовлетворенно произнес дядька, поставив на пол большой пластмассовый стакан с пивом и звучно разодрав пакет с орешками. — Может, еще увижу несколько хороших забегов.

— Вряд ли, — поспешил разочаровать его Фелипе. — Оба подающих бросают точно в варежку. Отбить удается редко — только когда бросок не получается.

— А ты, я вижу, в игре дока. — Дядька протянул Фелипе раскрытый пакет с орешками. — За школу играешь?

— Нет, с друзьями, — признался Фелипе. — Только лига у нас не очень–то организованная. Случайные игры, когда нас достаточно набирается.

— На каком месте стоишь?

— Все зависит от того, когда прихожу, — пояснил Фелипе. — Если пораньше, то у меня есть выбор, а больше всего я люблю подавать. Если прихожу поздно, то меня обычно назначают в принимающие — и так до конца игры.

Дядька вальяжно откинулся на спинку скамейки, и пол вокруг него быстро покрылся ореховой скорлупой. Видно было, что он с головой ушел в созерцание игры. Фелипе искоса посмотрел на его руки — грубые, покрытые шрамами. На мизинец правой руки был туго насажен перстень с овальной печаткой. Это были характерные руки отбивающего. Такой и в драке чувствует себя как рыба в воде, постоянно готовый проявить свои бойцовские качества в уверенности, что все равно, мол, наша возьмет. Костюм на нем был хорошего покроя, дорогой и как–то не вязался с обликом этого типа, служившего олицетворением грубой силы. Подсветом мощных ламп в его густой шевелюре обнаруживались прожилки седины. А когда дядька повернулся к мальчику, стали видны и тонкие морщинки вокруг темных глаз.

— Что–то я тебя не припомню, — сказал он. — Давно с этим копом дружишь?

— Достаточно, чтобы сидеть вот тут с вами, — ответил Фелипе, гадая, по какую сторону баррикад находится его сосед — среди друзей Ло Манто или среди его врагов.

— Расслабься, парень, — добродушно хмыкнул тот. — Мы с тобой в одной команде. Если боишься, что тебе достанется, то уж точно не от меня. Мы с твоим легавым приятелем знакомы не пару дней, а уже несколько десятилетий.

— Я вас считаю за друга, — серьезно произнес Фелипе. — Не думаю, что он усадил бы меня рядом с вами, если бы было по–другому. Но все равно в воду входить лучше шаг за шагом, а не нырять в омут.

— Я тебя понимаю, — ответил дядька. — Осторожность никогда не помешает. А сейчас нам лучше всего отдохнуть от разговоров и посмотреть за игрой. Очень скоро я встану и уйду. Потом вернусь, принесу кое–какие вещички. Положу их на сиденье и тогда уже распрощаюсь с тобой окончательно. Вот такой занимательный у нас получится вечер. Если повезет, конечно.

Фелипе кивнул с улыбкой:

— Добавить бы ко всему этому победу «Метс», и тогда я сегодня засну совершенно счастливым.

* * *

Тони Коллинз и Рок Пуллмэн, два бойца каморры, стояли в проходе, ведущем в сектор 421А. Оба внимательно следили за Фрэнком Сильвестри, беззаботно болтавшим с каким–то подростком–латиносом. Им было велено неотступно следовать за Сильвестри, отслеживать каждый его шаг, каждое движение, а приблизиться к нему можно было лишь в том случае, если это удастся сделать абсолютно чисто и незаметно. Босс ясно сказал им, что они могут рассчитывать на особую милость дона, которого они сами в глаза не видели. Если, конечно, им удастся принести хоть какую–то информацию, дающую повод заклеймить Сильвестри как предателя. Они таскались за ним битых два дня, но до сих пор не увидели ничего, что позволило бы сделать подобное заключение.

— А ты не ослышался? — усомнился Коллинз. Этот громила лет тридцати пяти был по рождению итальянцем, которого усыновила пожилая пара. Правда, вскоре старики отказались от него, выяснив, что этот трудный ребенок им не по зубам. Таким образом, он вырос в Соединенных Штатах на иждивении у одного из бригадиров каморры, который направил склонность мальчишки к насилию в нужное для семейства русло. — Неужто этот парень стучит на бригаду?

— Н-насколько я понимаю, — ответил Пуллмэн, слегка заикаясь.