Парадиз

Дебольский повернулся к Антону-сан. И с каким-то тайным злорадством отметил, что тот тоже никогда не пил. Он, кажется, вообще никогда не видел Антона-сан поддатым, хотя бывал с ним уже на десятках подобных мероприятий. Дебольскому почему-то пришла в голову довольно глупая мысль, что тайм-менеджер всегда остается трезвым, чтобы в подпитии не начать приставать к тем, от кого возможно получить по морде. Мысль была глупая, но Дебольский не удержался от ухмылки, а потому не сразу проникся тем, что ему говорят.

— Кто? — на автомате переспросил он. И нехотя начал перебирать по памяти тех, кто мог устроить дебош.

— Да наш Попов, — озабоченно пояснил Антон-сан, и между его бровями залегла тяжелая складка.

— Шутишь, — даже как-то опешил Дебольский.

Попов не напивался никогда. Он вообще твердо относился к первой категории. И обычно успевал по-тихому слиться с мероприятия, отсидев только самое положенное: до конца главной программы.

Антон-сан недоуменно пожал плечами, и лицо его выразило некоторую озабоченность.

— Ну пошли, глянем, — хмыкнул Дебольский. Уже машинально приготовившись искать в пиджаке телефон для вызова такси и бумажник для оплаты на месте.

Попов был в общем зале, как всегда, за самым дальним, самым неприметным столом. Где обычно тихо «кушал» и откуда тихо сваливал. Дебольский, только глянув, почувствовал, как уголки его собственных губ недоуменно ползут вниз.

Непонятно было даже, когда тот успел так надраться. Собственно, больше за столом никого и не было: публика «культурно отдыхала», то ли танцуя, то ли ведя в холле умные нетрезвые разговоры.

Попов сидел на своем месте один. На широко выдвинутом стуле. Прямой как палка, и плечи его выглядели так, будто под рубашку (пиджак его давно был снят и почему-то валялся на полу) засунули вешалку. Только лысая блестящая голова как-то тупо и бездарно клонилась вперед. Отчего очки скособочились и висели на одном ухе.

На столе стояла куча пустых и початых бутылок, хотя, скорее всего, Ваньке для такого состояния не понадобилось слишком много.

— Слушай, ему, похоже, сейчас плохо станет, — предупредил Антон-сан.

И Дебольский был склонен с ним согласиться.

— Вань, — подходя, позвал он.

Музыка в зале грохотала, народ шумел и переговаривался. Звенели бокалы. Бренчали вилки, хохотали дамы.

Попов услышал и с явным усилием приподнял голову. Которая тут же снова упала на грудь. Лицо его побледнело белизной, знакомой каждому, кому приходилось хоть раз наблюдать за сильно перебравшими людьми.

— Давай на выход, — поспешно бросил Дебольский, сноровисто подхватывая Попова под плечо.

Антон-сан тут же подхватил с другой стороны. И тело маленького, сухого Ваньки оказалось неожиданно тяжелым и неподатливым. Два здоровых мужика, поднимая его со стула, едва не упустили мешком валящегося коллегу на пол. С большим трудом утвердили на ногах.

Впрочем, это тоже можно было сказать весьма условно. Попов невнятно мычал что-то маловразумительное:

— Ну… о-у… у-у-у… — и, — осты-а-о-а-те…

И обвисал на их руках. Пока они, тяжело кряхтя и начиная потихоньку неуверенно пересмеиваться, волокли его по коридору. От Ваньки в лицо шел острый, неприятный запах перегара.

В холодном, накуренном и заполненном ледяным оконным ветром туалете Попова немедленно стошнило. Он выблевывал все накопленное за вечер, тяжело, всем телом обвиснув на белом фаянсе. Забрызгав раковину грязными, черно-коричневыми потеками. В которых очень странно не угадывалось даже тени закуски. Похоже, он и не пытался заедать.

— Вань, — дернул его за плечо Дебольский, — ты как?

Ему самому подобное состояние было знакомо. У каждого в жизни случаются конфузные эпизоды, когда «было весело» нечувствительным образом переходит в «сильно перебрал». И тоже приходилось блевать в туалете, поэтому мироощущение Попова, снятые очки которого он сейчас заботливо держал в руках, Дебольский представлял себе очень хорошо.

Это состояние можно было охарактеризовать словами «мука-мученическая».

Попов вяло махнул рукой и, без сил упав вперед, гулко ударился лбом о кафельную столешницу широкой туалетной раковины.

Затылок его был бел и влажен от пота.

Такой пьяный контингент обычно приходилось выводить силой, увозить на такси. А потом еще месяц добиваться, чтобы те хотя бы вернули деньги за комфортное катание среди ночи.

Нет лучше способа заставить человека почувствовать себя глупцом, нежели запустить его кристально трезвым в хорошо пьяную компанию. Где он испытает нестерпимую муку смешанных чувств, начиная от фальшивого самоуважения и смрадного презрения ко всем прочим, заканчивая раздражением, завистью и мрачной усталостью.

Он снова нетерпеливо потрепал Попова за плечо, дав ему пару минут очухаться:

— Ва-ань, ты в порядке? — Но тот, не отрывая лица от кафеля, заломил назад руку и тем самым нелепо резким движением, которое обычно характерно именно для пьяных, махнул по воздуху, посылая всех к известной матери.

— Его шеф-то видел? — мрачно спросил Дебольский.

Всем остальным напиваться было можно. И это даже поощрялось. Сильнее надерутся, расслабятся — потом лучше работать будут.