Парадиз

А она расхохоталась звонким, дребезжащим, волнующим небосвод смехом и побежала к кромке моря.

Высоко задирая покрасневшие коленки. Размахивая руками, ломкие кисти которых, казалось, совсем истончились в солнечных лучах, ласкающих угловатое девчоночье тело.

Волны кинулись вслед за ней, лазоревые бегуньи подхватили юбки, широко взметнули их, поднялись, вздыбились, нагоняя. И объяли, охватили у самого берега пышным кружевом белой пены.

Поцелуем окружили покрытые веснушками девчоночьи ноги с острыми, ломкими коленками, красноватыми щиколотками, голубыми венками, сенью веснушек. Взметнулись вверх по бедрам — облизали их, обласкали — и отлегли…

… выпуская ее на берег из колыбели белой пены…

Девчонка с визгом выскочила из всполоха волн:

— Ну чего вам? — вскрикнула она.

И упала в ворох душного, алчущего, жаркого, пыльного полевого разнотравья, гекатомбой брошенного ей в руки. Обхватила охапку полевых цветов, окунулась в душистую сенную зелень, вдохнула удушливый запах травы и счастья. Обнимая неловкий, колющий голое тело, сноп открытосердечного, искреннелюбящего, светлосолнечного создания лета.

23

На улице ее ждал мужчина.

Очень высокий, чуть за тридцать — он стоял на мокрой парковке в темно-коричневой осенней куртке и тонкой, продуваемой всеми ветрами, шапке.

Зарайская на секунду замерла на верхней ступени лестницы. Переступила с ноги на ногу. Но Дебольский не мог видеть выражения ее лица.

А потом побежала к мужчине, зябко кутаясь в незастегнутое пальто. Прямо в легких офисных туфлях на огромных каблуках по весенней слякоти. Брызги луж отскакивали из-под ее подошв и попадали на чулки.

Напротив мужчины она на мгновение замерла, будто в нерешительности. Дебольскому показалось, что тонкие лодыжки ее дрожат от непривычности статичного состояния.

А потом тот вынул из-за пазухи, из-под коричневой крутки, бережно согретый букет из трех, а может, пяти роз. И по пустой парковке разнесся звенящий смех Зарайской.

Дебольский деликатно отвел глаза. И почувствовал всю неловкость и неуместность своего положения. Подумал о том, что стоило уйти, но и это сделать было как-то нечестно. Раз уж она просила выйти вместе с ней.

Краем глаза он видел, как мужчина обнимает Зарайскую. И целует в висок, потом в щеку. Звонкий, переливчатый и будто бы чуть-чуть наигранный смех ее дрожал в воздухе. Дебольский из деликатности отошел еще на несколько шагов.

Они разомкнули объятия, но, продолжая стоять все так же близко, почти касаясь лицами друг друга, быстро и горячо о чем-то заговорили. Но этот разговор перебивался гудками клаксонов, свистом и шумом проезжей части.

Обернулись к Дебольскому. И тот почувствовал, как от неловкости в нем начало грязной пеной подниматься раздражение. Лёля повернулась только на мгновение. Лицо ее сияло, глаза искрились. Она смеялась и говорила что-то торопливым речитативом. Но почти сразу отвернулась. А вот мужчина еще продолжал смотреть на него через ее плечо. Ветер трепал короткое расстегнутое пальто Зарайской, и бледно-сиреневые полы его хлестали по ногам. Ноги ее в легких туфлях мокли в луже.

Дебольский, все острее чувствуя неловкость, тяготился собственным положением. И ждал, когда же она закончит разговор, и вся эта нелепая, странная мизансцена прервется сама собой.

Но мужчина обнял Зарайскую за плечи — Дебольскому даже показалось, будто она чуть склонила голову ему на плечо, отчего белые волосы натянулись под рукой в коричневой куртке. И они вместе пошли: но не к дверям «Лотоса», а от них.

* * *

В мглистой неге полусна Сашка то ли дремал, то ли не дремал. Целовал Лёльку, трогал ее, всовывал пальцы и тут же снова засыпал, сопя, утыкаясь в душную серость матраса, задыхаясь от пыльного зарева аромата Лёлькиных цветов. Переговаривавшегося в черной, жаркой ночи с тихим шепотом болтливых волн.

Длинный золотистый лунный луч теребил мохристый угол их полосатого ложа. Пробежав от бесстекольного зевно разинутого окна по пыльной выщербленности дощатого пола, по оставленным следам босых мальчишеских ног, по теплым отпечаткам Лёлькиных ступней, чиркнув по Сашкиным голым щиколоткам, добрался до матово рдеющих в темноте пальцев ее ног. Вызолотил их, выкрасил лунными веснушками, смеясь перебрал.

Девчонка ежилась на пыльном матрасе, поводила ключицами, рассыпав по царапающей обивке душистость полевых цветов и вместе с ней легкие складки коротенького летнего платья. Тяжело истомно вздыхала — поднимались-опускались покрытые веснушками ключицы, — на мгновение смежала недреманные глаза и тут же распахивала, глядя в ночь.

Сашка лежал слева — гладя ее в горячем мареве южной ночи. Глядя невидящими глазами сквозь топкую сладость букета. Забираясь пальцами меж томных складок юбки, трогая влажный треугольник красного купальника.

Пашка справа — не открывая глаз, сонно бормоча несвязное. Не отнимая руки от ее подрагивающего горячего живота и теплой пади лобка.

А Лёлька, укрытая душно пахнущим полевым разнотравьем, жмурилась в неге бесконечного, доверчивого счастья. В зыбкой полутьме благодарно целовала сонные, увядающие головки.