Парадиз

— Не… не с ней. — И вдруг в нервном раздражении повысил голос: — Так ты поможешь или нет?

— Ты мне скажи, она вообще кто? Сам же знаешь, у меня не все вакансии. — В общем-то вопрос был решаемый. Уж с девочками-то кадровичками всегда можно договориться, они для «Сашеньки» все сделают: только намекни. — Ну ладно, я могу у наших попросить, чтобы девчонки подобрали…

Но Климчук решительно покачал головой. Нервно глянул наверх — на стеклянную стену отдела — и схватил Дебольского за рукав пиджака:

— Да нет, Палыч, ты не понял. Мне сюда надо. — Сглотнул, и на тощем горле озабоченно дернулся кадык: — Лучше в бухгалтерию к девочкам, — и обреченно добавил: — Или к нам секретаршей.

Просьба его становилась все страннее и страннее. Дебольский, которого поначалу разговор забавлял, начал закипать:

— Так, погоди. По профессии-то она кто? Ты чего темнишь?

— Соглядатай, — с неожиданной злостью бросил Климчук. И решительно выдохнул: — Короче. У меня тут проблема нарисовалась. Жена ультиматум выкатила: или я эту, мать ее, Эльзу к нам устраиваю — поближе ко мне. Или она собирает вещички, пацанов и… того.

— С чего вдруг? — ничего не понял и удивился Дебольский.

Но Климчук не захотел углубляться:

— Ну ты поможешь, нет?

— Сделаю, конечно, что смогу, — пожал плечами Дебольский. — Резюме хоть пусть принесет — гляну.

Он еще хотел добавить, что там видно будет. Кто ее знает, что вообще умеет эта дамочка, и имеет ли смысл связываться.

Но Лешка понял по-своему:

— Спасибо, — горячо пожал он вялую руку Дебольского. — Я твой должник.

И тому вдруг в остром раздражении захотелось напомнить, что он и так должник. Уже то ли двадцать, то ли тридцать тысяч — и не упомнить.

— Только мне быстрее надо, — с наглостью внезапного облегчения поторопил Климчук, уже сбегая на пару ступеней ниже.

Дебольский зло стиснул зубы и не ответил, в немом раздражении посмотрев ему вслед.

Впрочем, в отделе все быстро разъяснилось.

Ситуация оказалась смешной и пикантной.

В дверях Дебольского встретил Антон-сан с кипой папок в руках:

— К тебе Климчук сейчас заходил, — оповестил он, на ходу забрасывая свои папки в высокий стеллаж и вынимая другие.

Дебольский пожал плечами:

— В курсе. На лестнице его встретил.

— Резюме вот оставил, — тайм-менеджер не глядя сунул за спину изжеванный принтером лист.

Дебольский машинально взял.

— Девица та еще, — усмехнулся Антон-сан, — я там глянул мельком. А ведь придется взять. — И не дал времени переспросить почему, и кто их к чему обязывает — непонятно пояснил: — Из мужской солидарности.

Дебольский тоже глянул в мятое резюме. Глянул и ужаснулся. Бабе было тридцать четыре года, и из них она проработала всего два. Все остальное время просидела в декрете. По правде говоря, обычно он бы над такой уникальной квалификацией просто посмеялся. Не взял бы даже полы мыть.

Да и возраст. Возраст был уже не отборный. В «Лотосе», как и во многих других компаниях, существовала негласная директива: не рассматривать претендентов старше тридцати шести. Эта цифра считалась пограничной. То есть до: человек еще способен расти, в нем не угас запал, азарт, умение гибко мыслить и работать творчески. После: он уже отсиживает свое до пенсии. Такие работники балласт — они не нужны. Сам Дебольский обычно не рассматривал кандидатуры уже старше тридцати четырех — с запасом.

Да, разумеется, ТОПов это не касалось. Там уже сначала ты работаешь на репутацию, потом она на тебя. И такие, как Зарайская, устроятся в любом случае — это ценный кадр, с руками оторвут, еще и передерутся. Сам Дебольский — серединка на половинку — где-то возьмут, а где-то уже и нет. Он доживал свои последние золотые профессиональные годы, и это было грустно.

Но вот такую. В тридцать четыре и без опыта работы — такой только кассиршей в «Ашан». Дебольский же не принял бы ее ни в коем случае.

— А придется, — понял его с полувзгляда Антон-сан, — попался твой приятель. Жена его, — брови на самурайском лице встали двусмысленным домиком, — на горячем поймала. У него — у друга нашего, — оказывается, их две. Жены. Два дома, два комплекта детей. И нашим и вашим. Двоеженец он у нас.

— Не двоеженец, — ввернул проходящий мимо и задержавшийся на секунду Попов: — Он на ней не женат. — Серьезное лицо его выражало презрение и легкое замешательство: — Это банальный адюльтер.

Только Попов мог изъясняться подобными словами. Разговоры о личном, чьи-то бурные интимные жизни повергали его в смущение и растерянность, делали едким и сварливым.

Мужчины рассмеялись.

— Ну, как бы там ни было, — бросил Антон-сан, сгружая в руки новый ворох папок, — она его, считай, с голой жопой подловила. Теперь, говорит, или буду за тобой следить, или давай делить квартиру.

Это многое объясняло. Правда, Дебольский не думал, что приятель его может оказаться таким дураком. Две бабы, две квартиры, двойные расходы. Да еще и дети. У того и в официальной семье были пацаны-погодки. Неудивительно, что он вечно бегал в поисках у кого бы одолжиться.

— А ты-то откуда знаешь? — спросил он, включая компьютер.

Антон-сан едва приметно усмехнулся: