Парадигма

Силуэт в углу выдохнул — так летний ветер колышет оконную занавесь. Его плечи подернулись, словно от озноба. Неестественно длинные, тонкие руки коснулись стен.

— Ты задавался вопросом, бессмертный, сколько людей вообще выжило после Откровения? Ты же ни единожды покидал стены обители! Там, за стеной, творится ночной кошмар! Мертвые встают из могил, придуманные боги сжигают города в пепел, монстры из древних легенд рушат горы. Текут реки крови, и нынче человеческая жизнь не стоит и бронзового обола. Прах к праху. Еще несколько месяцев — и никого не останется. Все умрут. Кроме, пожалуй, бессмертных! — силуэт хрипловато рассмеялся над собственной шуткой.

— Оптимистично, — бросил я, стараясь не обращать внимание на его слова. Но против воли мысли закрутились вокруг этой темы.

— Ты думаешь, обитель в горах вас всех спасет? Не-е-ет, люди лишь отсрочивают свою погибель. Рано или поздно великаны придут сюда и не оставят камня на камне. Или случится что похуже — например, нагрянут боги. Вор, даже ты можешь превратиться в пыль! Разве тебе не страшно? Ну да, в Имзунгере пока гораздо спокойнее, чем на равнинах, да и тварей здесь пока немного. Но надолго ли? Это Релин глупец, он прожил меньше твоего и пребывает в иллюзиях. Возомнил себя спасителем, древним героем! Убедил и других бессмертных сопротивляться даже после того, как наступило Откровение! Но ты-то! Ты лучше их знаешь, что спасения нет!

Я случайно задел рукой глиняную кружку. Та с громким звуком упала на стол, разбрызгала капли настойки. Из губ вырвалось проклятие. Я поставил кружку на место и рукавом вытер липкое пятно.

— Пока большая часть бессмертных находится за пределами обители, пока эти дураки пытаются спасти тех, кто давно обречен, ты должен убить всех, — сказал силуэт. — Разом. Быстро. Поверь мне, ты сделаешь им огромное одолжение. Родители больше не увидят смерть своих детей, а молодые не познают горький вкус безнадеги. Неужели тебе хочется увидеть тот момент, когда демоны вновь попадут в Имзунгер и начнут терзать малышей, выедать плоть женщин, сминать черепушки мужчин? Спаси их всех от страшной смерти!

— Нет.

— Признайся, ты любишь жестокость! Любишь, когда другие страдают, истекают кровью и умоляют им помочь! Возбуждаешься, да?

— Уйди прочь.

— В любом случае…

— Я сказал: уйди прочь! — крикнул я столь сильно, что задрожал стол.

Повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь треском фитиля свечи и моим тяжелым дыханием. Фигура исчезла, растворилась во тьме.

Я остался один.

* * *

Холод камней обжигает ладони и пальцы. Горный ветер налетает сильными порывами и едва не скидывает с верхушки врат Имзунгера. Из-за него слезятся глаза, но все равно приходится всматриваться вдаль. Релин и несколько воинов кутаются в плащи, зябко ежатся. Иногда тишину нарушает чье-нибудь витиеватое проклятие да бряцанье доспехов.

Все не отрывают взор от ближайшей горной пики. Загораживая часть красноватого с черными прожилками неба, возвышается великан. Вертит по сторонам бесформенной, точно огромный кусок гранита, головой по сторонам. Мертвенные слюдяные глаза цвета старой ржавчины обшаривают каждую пядь земли. Многосуставчатые обгоревшие руки лежат на гряде, пальцы сдавливают каменные валуны. При любом движении с мощных плеч разлетаются сероватые облака пепла. Великан размером с гору, но не издает ни звука. Абсолютная тишина. А потому я более, чем уверен, что этот уродец — иллюзия.

— Думаешь, он не настоящий? — спросил меня Релин.

— Ты и сам знаешь.

— Ну да… Будь он действительно тут, то от обители не осталось бы ничего. Но твари однозначно стали активнее за последние дни. Этот кровавый ужас с новоприбывшими, летающий остров с мертвыми деревьями, чудовища на подступах к Имзунгеру… Не знаю, не нравится мне это.

— Будем выжидать или уведем людей отсюда?

— Спускаться через полчища уродов я не рискну. Посидим в осаде — ничего страшного не случится. Не впервой, в конце концов.

— Хорошо.

Я кивнул. Широкая тропа, идущая от ворот и теряющаяся у горных пик, усеяна детскими костями — пустые глазницы черепов смотрят в нашу сторону. Вдали чернеют точки обсидиановых монолитов, идеально прямоугольных и выточенных. На их верхушках сидят закутанные с ног до головы в серые плащи твари; их длинные полы развеваются на ветру. Каждый ублюдок держит в руке витиеватый посох, сделанный из человеческих позвонков.

— Так близко к нам они не подбирались, — сказал Релин.

— Может, закинуть их стрелами? — предложил один из его татуированных помощников, бывший колдун-геометрист.

— Последствия неясны, поэтому — нет.

Некоторые из черепов на дороге медленно открывают и закрывают челюсти, будто выброшенные на берег рыбы. Кости дрожат. Иногда из-под них выползают блестящие черные змеи. В воздух поднимаются облака мух, сводят с ума жужжанием.

— А если Хара с Найватом сейчас попытаются вернуться? — спросил я.

— Значит, они умрут.

— И ты готов рискнуть ими, Релин?

— У меня нет выбора.