Парад теней

— Уходишь? — не здороваясь, удивился Кузьминский и, подойдя к даме, поцеловал ее в макушку. Она обернулась к нему и мазнула губами по его щеке. Успокоила:

— Не бойся, не испачкала.

— Сегодня, значит, не клубишься?

— Сегодня приглашенные. Так что дома наверняка интереснее.

Он обнял ее сзади за талию, положил подбородок на ее плечо, покачал легко из стороны в сторону, тихонько спросил почти в ухо:

— Как живешь без меня, Ляля?

— Все быльем поросло, — тяжело дыша, сказала Ляля и взмолилась: Отпусти меня, Витька!

— Я к ней со всей душой, удовольствие хотел дамочке доставить, а она в крик…

— Ты — мерзавец, Витька. Зачем пришел?

— Позвонить, — честно признался Кузьминский.

— Нет, ты действительно мерзавец! — почти восхитилась обаятельной наглостью бывшего любовника Ляля. — Как можно такое говорить?!

— И так нельзя, и эдак нельзя! — протянул Кузьминский. — И чего уж хочет эта дамочка — прямо не знаю!

— Дамочка хочет, чтобы ты не попадался ей на глаза! Специально замуж вышла, чтобы от него отвязаться, а он тут как тут!

— Так я позвоню?

— Звони, горе ты мое, — разрешила Ляля и вернулась к прерванному занятию — красить губы.

Кузьминский набрал номер и, услышав казаряновский голос, начал с места в карьер:

— Обнаружился весьма перспективный скелет в шкафу, Рома. Симпатичный такой скелетик. По-моему, родственник того скелета, которого ты наверняка отыщешь в гардеробной своего клиента. Так что имей это в виду во время великосветского визита.

— Все понял, Витя. Подробнее говорить не можешь? — откликнулся догадливый Казарян.

— А надо?

— Да, пожалуй, сейчас не надо. Обсудим подробно, когда будет информация со всех сторон. Что делать собираешься?

— Блевать, Рома. Я только что из помойки похлебал.

(- Б-р-р-р, — выразила отвращение Ляля.)

— Продезинфицируйся, — посоветовал Казарян.

— Сейчас к Жорке поеду. Там и продизенфицируюсь. Ни пуха, Рома.

— К черту.

Он положил трубку. Ляля была недалеко — можно было дотянуться. Не вставая, погладил ее по крутому бедру.

— Отстань, — вяло потребовала она, отступила, чтобы он не мог ее достать, положила зеркальце и помаду в косметичку, бросила ее в сумку. — Я пошла, Витя.

— А я? На кого ты меня покидаешь? — Он встал и направился к ней.

— Не подходи! — в панике заорала она. — Не подходи! — И кинулась к двери.

— Это почему же я не должен подходить? — обиженно удивился он.

— Потому что я все еще неровно дышу к тебе, балда! — быстро проговорила она и выскочила за дверь. И уже из-за двери крикнула: — Уходить будешь, захлопни дверь!

* * *

Кинорежиссер, народный артист России, армянин Роман Казарян позволил жене Зое помочь ему надеть блейзер (смокингов не признавал) и поправить узел галстука от Версаче на идеально отутюженной рубашке. В заключение Зоя отряхнула его от невидимых глазу пушинок и с удовольствием отметила:

— Готов, жених.

— Пора по бабам! Пора по бабам! — темпераментно спел на мотив россиниевской увертюры Роман и порекомендовал жене: — Жди меня, и я вернусь, только очень жди!

— Иди, балаболка, — засмеялась Зоя.

Ехать-то всего ничего. Через пять минут его черная «Волга» въехала в арку высотного дома на Котельниках и остановилась у подъезда.

Здесь жила кинозвезда. Странные и непредсказуемые коленца выкидывает человеческая судьба. Первым Наталью в роли целомудренной и одновременно сексапильно ядреной таежной девы снял Казарян. Она сразу же вошла в моду, ее беспрерывно снимали лет пять-шесть. А потом ей стукнуло тридцать, и снимать стали реже. Чем дальше, тем реже приглашали, а вскоре перестали снимать совсем. В отличие от неуравновешенных и слабых товарок по несчастью она не бегала по инстанциям с мешком восторженных писем зрителей-поклонников, не спилась, не сдвинулась по фазе. Расчетливо и ловко она нашла нужного любовника. Из зав. отделом ЦК любовник вскорости стал секретарем руководящей и направляющей, а Наталья — кинозвездой. Забывчивые кинорежиссеры разом вспомнили о ярком даровании и снимали ее, снимали… Она каталась по заграницам, не сходила с обложек киноизданий, чуть ли не еженедельно давала интервью в газетах, на радио, на телевидении. И вдруг, откуда ни возьмись, август девяносто первого. Наш секретарь Юрий Егорович, проходивший в кинематографических кругах под кликухой «Папашка», по запарке крепко наделал в штаны и со страху ушел в подполье. Страх-то был вполне обоснованный, так как Юрий Егорович был не последним в финансовых фокусах своей конторы.

Осознав бесперспективность продолжения романа, Наталья с помощью Казаряна, который трепал тогда бывшего секретаря по поручению Смирнова, выставила Юрия Егоровича за дверь.