Парад планет

Ни для кого не было секретом, что Хома Хомович Прищепа, от деда-прадеда гречкосей из гречкосеев, любит гречку, но чтобы так любил! Можно сказать, прямо-таки храм для гречки он соорудил в своей душе, чтоб далеко не ходить. А соорудив, не только бил ей поклоны, набивая шишки на лбу и мозоля колени, а и наедался гречки от пуза. И кашу гречневую, и пампушки из гречневой муки, и кашу-запеканку употреблял. Скажете, что эти блюда ели и едят едва ли не все яблоневцы, в этом нет ничего удивительного. А удивительное в том, что Мартоха для своего Хомы готовила и готовит гречку не только по-яблоневски, а и по-японски. Скажем только, что он смаковал гречневую кашу «мори», для которой Мартоха секла ножом-секачом лук-шалот, тушенный в единственной ложке подсолнечного масла, доливала три чашки воды, двенадцать сантиметров сухих конбу, то есть длинных водорослей, которые добываются из океана или из моря только лишь с глубины в двадцать метров, а потом все это заваривала в кипятке. Вынув конбу, добавляла чайную ложку соли и пять столовых ложек соевой подливы. Как только смесь закипала, снимала с огня.

— А еще, поговаривают, Хома ест у тебя «анкаке»! — подкинуло звено завистливое словцо.

— «Анкаке» приготовить просто! Подогрейте гречневую кашу, которая называется «теучи», и давайте своим мужьям в чашках. А еще не забудьте на масле поджарить лук, морковку и капусту, а потом добавьте гречневой подливы. К этому тесту долейте воды и варите, пока тесто не станет консистентным…

— Каким-каким? — спросила какая-то из молодиц, не поняв.

— Ну, консистентным! — пояснила ей более сообразительная молодица.

— Ага, консистентным! — наконец поняла малопонятливая молодица.

— А потом этим варевом промойте гречневую лапшу — вот вам и «анкаке»!

— Как просто! — удивлялось звено.

— Ой, бабоньки, чем вкуснее Хома ест, тем нежнее и слаще со мною. Поэтому я и не жалею для него сока адзуки, то есть сока, выжатого из мелкой красной фасоли, или сушеных водорослей хидзики. А что уж тогда говорить про семена из арбуза «Хоккайдо»!

Какая-то из женщин поинтересовалась, а где же это Мартоха достает и семена арбуза «Хоккайдо», и адзуку, и хидзики, и лотос, и женьшень. Звено посмотрело на недотепу так, словно та с неба свалилась и на свекле очутилась. Мол, или ты не знаешь, как все достают? И Мартоха достает так же, как все люди, а само оно в руки не приплывет, если на печи лежать и в потолок плевать, тут нельзя так ходить, как черт летит и ноги свесил!

— Эге ж, нельзя так, — согласилась Мартоха. — Вот я и говорю Хоме: «Или ты, Хома, поезжай в лес по женьшень, а я останусь дома, или я буду дома, а ты поезжай в лес по женьшень!»

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

в которой искренне и правдиво рассказывается о макробиотическом дзене, который омолодил долгожителя Гапличка и дедка Бенерю, а также рассказывается о злоупотреблениях лавочника Петра Кандыбы, которого на путь праведный наставляет бывшая спекулянтка и пройдоха Одарка Дармограиха

Слух о том, что во время отлучения от колхозной работы грибок-боровичок ударился в макробиотический дзен, иными словами, в искусство омоложения и долголетия, быстро разлетелся по Яблоневке. Макробиотический дзен!

Ну, раз грибок-боровичок ударился в искусство омоложения и долголетия, у него нашлись последователи, которые захотели нагулять молодости и здоровья для работы. А поскольку Хома с Мартохой не прятались со своим дзеном, как кот с салом, поэтому число их последователей росло и росло, как грибы после дождя. Другой бы, посеяв розку, поставил бы сторожку, только не Хома с Мартохой. Поэтому из Яблоневки макробиотический дзен перекинулся на Чудовы, Сухолужье, Большое Вербное и другие села района и даже области, нашлись последователи и в самой Виннице! Хорошо, дзен так дзен, мало ли какие кампании проводились на нашем веку. Но ведь как же ты ее переживешь или пересидишь, если тут начались всякие химерические недоразумения…