Папийон

Я был не одинок в своем стремлении к побегу. Мои друзья мечтали о том же. Но существовала разница. После нескольких дней довольно кислого настроения они вдруг объявили, что корабль, который прибудет за нами, должен застать нас здесь. Это было равносильно признанию собственного поражения. Они уже обсуждали, что им светит за побег в Гвиане и как там с нами будут обращаться.

— Меня просто тошнит слушать всю эту муть, — сказал я. — Если хотите рассуждать о перспективах такого рода, делайте это без меня. Только евнух мирится с тем, что вы называете «нашей судьбой». Вы что, евнухи? Может у кого-то из вас отрезали яйца? Если да, то так и скажите. Потому что, когда я думаю о побеге, я имею в виду, что бежим мы все вместе. У меня прямо мозги лопаются, чтобы сообразить, как все это лучше сделать. А бежать вшестером — это не шутка. И вот еще что — мне одному это куда проще. Если увижу, что время поджимает, возьму да и придушу колумбийского фараона. Тогда уж во Францию не отправят, раз убил ихнего фараона. Можно выиграть время. Так что одному — куда легче.

Знакомые колумбийцы разработали один план — в целом неплохой. Во время мессы в воскресенье утром собор всегда полон народа — приходят посетители и заключенные. Сначала все вместе слушают проповедь, затем остаются те заключенные, к которым пришли. Колумбийцы попросили меня специально сходить на службу в воскресенье, посмотреть, как все там происходит. План должен был осуществиться ровно через две недели. Они просили меня возглавить бунт. Но я отказался от этой чести: не слишком хорошо знал людей, которые должны принимать в нем участие.

Я сказал, что из шестерых французов отказались бежать двое. Все, что от них требуется, — это не ходить в воскресенье в собор. Мы же, четверо, отправимся на мессу. Собор был прямоугольной формы: в дальнем конце хоры, две двери, выходящие во дворы по обе стороны. Главный вход имел нечто вроде ниши, там были решетки, а за решетками сидело с десяток охранников. И наконец, за ними — ворота на улицу. Когда собор бывал переполнен, охранники оставляли решетчатую дверь незапертой. Вместе с остальными посетителями должны были прийти двое мужчин, которые передадут оружие. Само оружие пронесут женщины, спрятав его между ног, и уже в соборе передадут мужчинам. Два револьвера тридцать восьмого или сорок пятого калибра. Одна женщина передаст револьвер главарю бунта и тут же выйдет. В тот момент, когда мальчик из хора прозвонит в колокольчик второй раз, все мы кидаемся в атаку. Я должен был приставить нож к горлу начальника и сказать: «Дон Грегорио, распорядитесь пропустить нас, иначе с вами все кончено!» Еще один человек должен сделать то же самое со священником. Трое остальных собирались направить оружие в охрану, стоявшую у зарешеченной двери, с трех разных точек. Приказано было также застрелить первого же охранника, который откажется сложить оружие. Невооруженные должны выходить первыми. Священник и начальник послужат прикрытием для последних. Если все пройдет как задумано, ружья охрана сложит на полу. Часовых надо под угрозой смерти заставить войти в собор. А потом выйдем мы и закроем за собой сперва зарешеченную дверь, а потом и деревянные ворота. Ниша для охраны окажется свободной. В пятидесяти метрах от входа нас будет ждать грузовик. Он тронется с места, только когда в него сядет главарь. Он должен идти последним. Побывав на богослужении и посмотрев, как все там происходит, я согласился с этим планом.

Жозеф Дега не должен был навещать меня в воскресенье. Он знал, почему. Он должен был подготовить для нас машину, замаскированную под такси, так что грузовик нам не понадобится. И еще подыскать убежище на первое время. Всю неделю я был взвинчен до крайности.

Фернандо, человеку Дега, удалось пронести револьвер сорок пятого калибра — весьма грозное оружие. В четверг ко мне на свидание явилась одна из женщин Жозефа. Милейшая особа — она предупредила, что такси будет желтого цвета, перепутать невозможно.

— Хорошо, спасибо.

— Желаю удачи! — Она расцеловала меня в обе щеки и, казалось, была растрогана до глубины души.

— Входите, входите в храм, — сказал священник, — послушать слово Божье…