Читаем Папийон полностью

Постепенно, занимаясь самовнушением, я превращался в чокнутого. Опасная игра: я настолько, например, натренировался кривить рот и закусывать нижнюю губу перед маленьким осколком зеркала, который прятал в постели, что внезапно ловил себя на том, что делаю эту гримасу уже непроизвольно. Да в таких играх главное — вовремя остановиться, Папи. Иначе можно войти во вкус и выработать опасные симптомы, от которых потом уж никогда не избавиться. Однако следовало пройти весь путь до конца, чтобы добиться цели. Попасть в дурдом, где бы меня признали не отвечающим за свои поступки, а потом уже пытаться бежать со своим напарником. Побег! Это магическое слово наполняло меня неуемным восторгом — я уже видел себя верхом на бочке рядом со своим другом итальянцем на пути к материку.

Ежедневные обходы. Врач обследовал меня тщательно и подолгу, и мы вели с ним интеллигентные и приятные беседы. Он был обеспокоен, но еще не убежден на все сто. Самое время пожаловаться ему на боли в затылке — первый симптом.

— Ну, как ты, Папийон? Спал хорошо?

— Да, спасибо, доктор. Я в полном порядке. И спасибо за журнал, который вы прислали. А вот со сном опять не очень… Потому что, знаете, у меня за стеной насос. Чего-то там поливает. Так должен вам сказать, каждую ночь это его «пум-пум-пум» так и врезается мне в затылок. А потом это самое «пум-пум-пум» прямо эхом в черепушке отдается. И так всю ночь. Прямо сил нет! Вот если б меня перевели в другую камеру, уж как бы я был вам благодарен!

Доктор обернулся к санитару и быстрым шепотом спросил:

— Там есть насос?

Санитар отрицательно помотал головой.

— Переведите его в другую камеру. Ты в какую хочешь, Папийон?

— Куда угодно, лишь бы подальше от этого проклятого насоса! В самый конец коридора. Спасибо вам, доктор.

Дверь затворилась. Я снова был один. Однако через секунду мой слух уловил слабый звук: за мной наблюдали через глазок. Наверняка врач, потому что я не слышал его шагов, удалявшихся по коридору. И тут я пригрозил кулаком той самой стене, за которой находился воображаемый насос, и крикнул, впрочем, не очень громко: «Перестань, перестань, перестань, пьяная сволочь! Прекратишь ты наконец поливать свой сад, ты, грязная сука!» И улегся ничком на койку, прикрыв голову подушкой.

Я не слышал, как опустился над глазком медный щиток, зато прекрасно различил звук удалявшихся по коридору шагов. Сомнений нет — именно врач шпионил за мной.

В тот же день меня перевели в другую камеру. Значит утром мне удалось разыграть все достаточно убедительно, поскольку сопровождать меня на новое место жительства, в камеру, расположенную всего лишь в нескольких метрах дальше по коридору, явились сразу четверо — два охранника и два санитара из заключенных. Они со мной не заговорили, я тоже молчал. Просто молча шел за ними по коридору. Через два дня — второй симптом: шум в ушах.

— Ну, как дела, Папийон? Прочитал журнал?

— Нет, вообще не читал. Весь день и полночи пытался прихлопнуть москита или маленькую мушку, что поселилась у меня в ухе. Даже заткнул его ваткой, но не помогло. Жужжит и жужжит. Это совершенно доконало меня, доктор. Может раз не удается их поймать, попробовать утопить их, а? Как по-вашему, док?

Рот у меня кривился, и я понял, что он заметил это. Он взял меня за руку и заглянул прямо в глаза. Я видел, что он встревожен уже не на шутку.

— Да, Папийон, мы их утопим. Шатай, промыть ему уши!

Подобные сцены повторялись теперь каждое утро с разными вариациями. Однако врач, похоже, еще не решался отправить меня в психушку.

Однажды утром, делая мне укол брома, Шатай сказал:

— Пока все идет нормально. Ты произвел на дока нужное впечатление, однако все может затянуться. Поэтому надо помочь ему. Показать, что ты можешь быть опасен.

— Ну как самочувствие, Папийон? — ласково обратился ко мне врач, открывая дверь и входя в камеру в сопровождении охранников, санитаров и Шатая.

— Хватит придуриваться, док!

Я весь задрожал от возбуждения.

— Вы прекрасно знаете, что я болен. И я начинаю подозревать, что один из вас в сговоре с той сукой, которая мучает меня!

— Кто тебя мучает? Когда? Как?

— Прежде всего скажите-ка мне вот что, доктор, вы знакомы с трудами доктора д'Арсонваля?

— Полагаю, что да…

Перейти на страницу:

Все книги серии Папийон

Мотылек
Мотылек

Бывают книги просто обреченные на успех. Автобиографический роман Анри Шарьера «Мотылек» стал бестселлером сразу после его опубликования в 1969 году. В первые три года после выхода в свет было напечатано около 10 миллионов экземпляров этой книги. Кинематографисты были готовы драться за право экранизации. В 1973 году состоялась премьера фильма Франклина Шеффнера, снятого по книге Шарьера (в главных ролях Стив Маккуин и Дастин Хоффман), ныне по праву причисленного к классике кинематографа.Автор этого повествования Анри Шарьер по прозвищу Мотылек (Папийон) в двадцать пять лет был обвинен в убийстве и приговорен к пожизненному заключению. Но тут-то и началась самая фантастическая из его авантюр. На каторге во Французской Гвиане он прошел через невероятные испытания, не раз оказываясь на волоске от гибели. Инстинкт выживания и неукротимое стремление к свободе помогли ему в конце концов оказаться на воле.

Анри Шаррьер

Биографии и Мемуары
Ва-банк
Ва-банк

Анри Шарьер по прозвищу Папийон (Мотылек) в двадцать пять лет был обвинен в убийстве и приговорен к пожизненному заключению. Бурная юность, трения с законом, несправедливый суд, каторга, побег… Герой автобиографической книги Анри Шарьера «Мотылек», некогда поразившей миллионы читателей во всем мире, вроде бы больше не способен ничем нас удивить. Ан нет! Открыв «Ва-банк», мы, затаив дыхание, следим за новыми авантюрами неутомимого Папийона. Взрывы, подкопы, любовные радости, побеги, ночная игра в кости с охотниками за бриллиантами в бразильских джунглях, рейсы с контрабандой на спортивном самолете и неотвязная мысль о мести тем, кто на долгие годы отправил его в гибельные места, где выжить практически невозможно. Сюжет невероятный, кажется, что события нагромоздила компания сбрендивших голливудских сценаристов, но это все правда. Не верите? Пристегните ремни. Поехали!Впервые на русском языке полная версия книги А. Шарьера «Ва-банк»

Анри Шаррьер

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии