— Ты хочешь, чтобы я был похож на отца?
Мать с моим отцом Николаем Валентовичем намучилась. Он, как считала она, ни одной юбки не пропускал.
— Нет, не смей! — неожиданно громко выкрикнула мать, затем, взглянув на моего товарища, чуть мягче добавила:
— Иди уж! — и подтолкнула меня к двери. Мне ничего не оставалось — пойти на танцы.
На улице была поздняя осень, лежал снег. Я, надел пальто, на голову шапку и, конечно же, не забыл — начистил сапоги. Закрывая за собой дверь, я мельком заметил, что мать расстроена, хотя она и с одобрением посмотрела на моего друга. Ее довольство заключалось в том, что Виктор Преснов сумел меня расшевелить — вытянул в свет, на люди. Нет, она не верила в то, что я стану таким как мой отец, иначе бы не отпустила.
Дом культуры машиностроительного завода находился в большом старом здании, распластавшемся на пригорке среди могучих тополей городского парка. Он стоял на соседней улице, недалеко от дома, и я решил — ладно немного потолкаюсь с товарищем, ничего страшного не произойдет, затем прогуляюсь по свежему воздуху и на боковую.
Танцы начинались в восемь вечера. Отец приезжал домой часов в девять-десять, а порой и позже. У меня было желание вернуться до его приезда.
Отец работал в Москве в каком-то министерстве. У него была служебная машина. Однако он от домашних это обстоятельство скрывал, пользовался ею, не утруждая водителя: часто отпускал его; если ехал домой, то лишь до городка, а после добирался на маршрутном автобусе или же пешком.
— Уж шибко дорога длинная, — коверкая слова, виновато улыбаясь, оправдывался он перед Любовью Ивановной.
— Знаю я тебя! — отвечала мать. — Дорога здесь ни причем. Снова у какой-нибудь финтифлюшки задержался?
Я часто слышал, как соседки за спиной у матери «перемывали косточки» Николая Валентовича. Любовь Ивановна была не первая и даже не вторая женщина в его жизни. У нас не раз случались конфликты, способные разрушить семью. Мать все делала для ее сохранения.
Однажды и я сыграл в том не последнюю роль. Из детства мне памятен один эпизод. С одной стороны я и мать, с другой у порога — отец, незнакомая странной внешности женщина с чемоданом и тоненькая хрупкая девочка.
Я тогда не понимал происходящего, да и сейчас оно для меня покрыто тайной, однако мне четко слышится шепот матери:
— Сынок, хочешь, чтобы папка нас не бросил, возьми прут и отлупи девочку. Дай ей как следует, чтоб она закричала: «Домой хочу! Домой!» — Пусть они уезжают без твоего папки.
Я выполнил требование матери, хотя и был меньше девочки — заставил ее плакать. Отец не уехал. А может быть он, и не должен был уехать — все это мои фантазии, выдумки — сон?
С танцев я возвратился поздно. Отец меня опередил. Я задержался, и все из-за девушки. Она мне попалась на глаза случайно, ее я вырвал из массы танцующих пар, и долго, не отрываясь, следил за ней взглядом. Девушка танцевала со своей подругой. Странно им девчонкам это делать позволялось. Нам ребятам нет. Сразу бы подняли на смех.
Трудно было сказать, что мне в ней понравилось — не знаю. Стоило мне заглянуть в ее зеленые глаза, и я был заворожен. Девушка обладала силой. Нет — не физической. Это было что-то другое. Она вела себя гордо, независимо, с достоинством. С ребятами не танцевала, отказывала им — искала своего единственного, как я узнал после — меня.
Танцы окончились. Я неторопливо направился к выходу. Передо мной мелькнул профиль зеленоглазой красавицы. Она о чем-то живо говорила, подруги, следовавшие за нею, внимательно слушали. Я уже был готов подойти к девушке, но меня отвлек неожиданно появившийся в Доме культуры, Крутов и разрушил мое намерение.
— Асоков! Подожди минуточку! — он схватил меня за рукав и развернул таким образом, что моя зазноба исчезла с поля видимости. — Ты не видел Преснова. Я не мог с ним пойти. Это хорошо, что ты меня выручил…
— Да, здесь он, где-то рядом, крутится возле одной особы, — перебил я товарища, чтобы как можно быстрее отделаться от него.
— Ну, ладно, давай, — сказал он, заметив невдалеке Виктора, и тут же исчез в толпе ребят.
Я осмотрелся. Девушки не было. Вышел на улицу. Было темно и холодно. Желания идти домой я не испытывал. На душе было паршиво. Я ругал себя: мог не дожидаться окончания танцев — подойти, познакомиться с девушкой — мог быть в тот вечер решительным, но отчего то не был. Еще я ругал друга за то, что он меня бросил, хотя и знал о том наперед. Я помог ему своим грозным видом — отбил претендентов. Он завоевал желанную для себя подругу — и все. Я свободен.
Минут пять я находился в нерешительности. Однако долго стоять на крыльце дома культуры было неудобно, я мысленно махнул на все рукой и отправился домой. А куда мне можно было пойти — некуда. Я выбрал дальний путь. Прошелся по центральной улице, затем свернул на прилегающую к ней другую и уже после вышел на свою. Наверное, из-за этого домой я пришел чуть позже отца.