Папа и море

Папа с головой погрузился в рыбалку. Он целыми днями сидел со спиннингом на берегу и приходил только поесть. Он уходил рано утром и никого не брал с собой. Рыбака он больше не задевал — глупо дразнить того, кто меньше тебя да ещё и не злится. Теперь папой владела только одна мысль: раздобыть побольше еды для семьи. Свою добычу он приносил к маяку.

Рыб получше папа коптил на берегу возле лодки. Сидел на ветру рядом с коптильной печкой и медленно подсовывал в печь одну ветку за другой, чтобы огонь горел ровно. Он укреплял печку песком и мелкими камнями, собирал можжевельник и колол щепки, чтобы рыба прокоптилась как положено. Дома его почти не видели.

Ближе к вечеру он трижды забрасывал спиннинг в чёрное озеро, но там никогда не клевало.

За чаем папа не говорил ни о чём, кроме рыбы. Он не хвастался, как обычно, дружески и по-домашнему — нет, он читал длинные лекции, мама слушала их с тревогой и, как ни странно, черпала из них крайне мало сведений о повадках рыбы и рыбаков.

Она думала: «Нет, это уже не игра. Во всех горшках и плошках, какие были, у нас теперь солёная рыба, а он всё рыбачит… Хорошо, конечно, что у нас теперь так много еды, но когда её было мало, мы как будто жили повеселее… Наверное, море на него сердится».

Мама каждый день надевала изумрудный поясок, чтобы показать папе, как ей нравится подарок. Хотя это, конечно, было украшение не на каждый день, стёклышки за всё цеплялись, а рисинки осыпались, если неосторожно повернуться.

Мамин сад был готов — выложенный водорослями блестящий круг у подножия маяка. Ракушек море так и не выбросило, и она обрамила его круглыми камушками. Посредине красовалась в привезённой из дома земле роза. Она готова была зацвести, хотя слегка сомневалась — и неудивительно, ведь шла уже вторая половина сентября.

Мама часто мечтала о цветах, которые посадит весной. Она рисовала их на подоконнике с северной стороны. Каждый раз, сидя у окна и глядя на море, она рассеянно рисовала новый цветочек, и мысли её при этом были далеко. Иногда она даже удивлялась при виде этих цветов — они вырастали как будто сами по себе и становились всё красивее.

За окном, казалось, чего-то не хватает — это ласточки улетели на юг. Улетели в ветреный и дождливый день, так, что никто не заметил. На острове стало вдруг непривычно тихо — мама уже привыкла к ласточьему щебету и тихой болтовне под крышей. Теперь мимо окна, тараща жёлтые глаза, пролетали только чайки. Иногда ещё слышались приглушённые крики журавлей, улетавших вдаль, далеко-далеко.

Неудивительно, что ни мама, ни папа не заметили, что происходит с их Муми-троллем, — они были слишком заняты другими делами. Они ничего не знали про лес и полянку и понятия не имели, что каждую ночь Муми-тролль уходит на берег с фонарём.

О чём знала или догадывалась Мю, никому не было известно. Чаще всего она ходила по пятам за рыбаком, но они почти не разговаривали. Оба они были сами по себе и относились друг к другу с какой-то спокойной приязнью. Они не пытались понять друг друга или произвести впечатление — оказывается, и от такого общения можно получать удовольствие.

Таково примерно и было положение дел в ту великую осеннюю ночь, когда вернулись морские лошадки.

Ходить на берег с фонарём слегка наскучило. Муми-тролль привык к Морре, и она теперь не столько пугала, сколько раздражала. Он уже не понимал, почему сюда приходит — из-за Морры или из-за лошадок. Просто просыпался каждую ночь, когда выходила луна, и знал, что надо идти.

Морра приходила всегда. Она стояла в воде близко к берегу и следила за движениями фонаря. Как только Муми-тролль гасил фонарь, она без всякого воя скрывалась во тьме, а Муми-тролль отправлялся домой.

Но каждую ночь Морра подходила всё ближе. В эту ночь она ждала на песке.

Муми-тролль остановился в зарослях ольхи и поставил фонарь на землю. Выйдя из воды, Морра нарушила молчаливый уговор, и это было неправильно. Нечего ей делать на острове. Она опасна для всего, что живёт и растёт.

Они молча стояли друг напротив друга, как обычно. Но вот Морра медленно отвела глаза от света и посмотрела прямо на Муми-тролля. Так она никогда не делала. Холодные пугающие глаза. Луна меж облаков то появлялась, то гасла, по всему берегу разбегались тени.

И тут из-за мыса на полной скорости прискакали лошадки. Они ничуть не боялись Морры, они носились друг за другом в лунном свете, выбивали в воздухе радуги и пробегали сквозь них на маленьких твёрдых копытцах. Муми-тролль заметил, что у одной лошадки только три подковы. Лошадка и правда была вся в цветочках, в бархатной шёрстке виднелись какие-то ромашки — на шее и ногах помельче, чем в других местах. А может, это были кувшинки — так поэтичнее. Лошадка проскакала прямо к фонарю и опрокинула его на песок.

— Ты портишь мне всю луну! — воскликнула маленькая лошадка.

— Ой, извини. — Муми-тролль торопливо погасил фонарь. — Я нашёл твою подкову…

Лошадка остановилась, наклонив голову.

— Но я подарил её маме, — признался Муми-тролль.

Лунный свет померк, копытца снова застучали, Муми-тролль услышал смех.