Пансионат "Уютный дом". Побег (СИ)

Комната была маленькой, судя по всему, проходной, из мебели здесь стоял один табурет, шкаф с запирающимися на ключ дверцами и узкая кушетка, на которой лежала незнакомая Ане девушка. Руки ее были забинтованы от локтей до кончиков пальцев, волосы заляпаны чем-то темным, а мутный взгляд больного человека бесцельно переплывал с одной точки в пространстве на другую. Иногда незнакомка прикрывала глаза и тоненько поскуливала, то ли потому что у нее что-то болело, то ли потому что в бреду ей виделось нечто страшное.

Аня попятилась. Что происходит? Неужели все-таки началась эпидемия, а наставники все скрывают? Может ли быть так, что места в больничном крыле на всех уже не хватает? Знает ли проверяющий, что здесь твориться? Какие у него полномочия — разрешить проблему или скрыть ее от посторонних глаз? Что с Михеем? Жив ли он вообще?

Анна, испуганная и озадаченная увиденным, уже собиралась бежать прочь от научного флигеля, но последняя мысль ее несколько отрезвила. Ужас немного притупился от осознания, что где-то рядом находиться…знакомый? друг? просто хороший человек, которого она не согласна бросить в беде? Неужели она настолько труслива, что не попробует ему помочь?

Анна шагнула назад. Разговор в соседней комнате затих. Вцепившись дрожащими пальцами в подол платья, пансионерка на подгибающихся ногах дошла до двери, ведущей из маленькой тесной комнаты в глубь флигеля, и слабо ее толкнула.

Тишина. Хорошо смазанные петли не издали не звука. Аня налегла на дверь сильнее.

Длинный коридор, освещаемый факелами. Несколько дверей с номерами. Между ними стоят небольшие столики, иногда их заменяют трехногие табуреты. На одной из поверхностей блестят колбы, на второй горой наложены книги — запах типографской краски Аня почувствовала даже с другого конца коридора, на третьей… Бер шагнула вперед, присматриваясь…

Кишки лежали отдельно, голова — отдельно, и только зачем-то отрубленный хвост был брошен поперек распотрошенного кошачьего тела…

Мелькающие мимо краски пасмурного дня слились в единую грязную палитру…

Она очнулась только когда упала и кубарем прокатилась пару метров. Живот скрутило. Отсутствие завтрака не спасло — вода и желудочный сок решительно ринулись наружу. Вытерев рот листвой, Аня отползала от получившейся лужи спиной вперед, пока не уперлась ногами в дерево. Тогда девушка села на землю, развернулась к шершавому стволу, обняла его и горько разрыдалась.

Помогло. Через какое-то время слезы кончились, голос охрип, а тошнотворный привкус во рту стал ощущаться сильнее. Сразу захотелось воды. Анна увидела в этом эгоистичность своей натуры — рядом болеют и умирают люди, неизвестные потрошат животных, наверно, в попытке найти лекарство от страшной болезни, а она видите ли желает пить… Однако поделать с собственным телом девушка ничего не могла — воды хотелось все сильнее, внутренности болели так, словно она бежала несколько часов подряд, попутно сбивая все встречающиеся на ее пути преграды, а в голове поселился темный холодный туман, мешающий ясно мыслить. Все ее существо наполнило опустошение и мрачная обреченность, и, пожалуй, желание прополоскать рот было в этот момент для нее единственным, хоть и довольно навязчивым.

У колодца никого не было. Аня долго отплевывала воду, набирала новое ведро и опять плевалась. Когда руки уже отказывались тащить ведро наверх, девушка наконец отпустила ручку журавля и села на землю, прислонившись спиной к колодцу. Кажется, она впервые не чувствовала здесь холода. Ее тело вообще отказывалось что-либо чувствовать, даже боль от ушибов и усталость…

Закапал дождь.

Надо поднять ведро и снять с крючка.

И дойти до комнаты.

И что-то еще…она же помнила…

Заскрипел журавль, поднимая ведро на поверхность. Неизвестный наполовину его опорожнил, вылив воду под ближайший куст, и поставил на положенное место. Аня открыла глаза.

Сначала взгляд зацепился за темное пятно на старом плаще, которое она почему-то с первого раза приняла за кровь. Потом она рассмотрела в подоле рубашки, не заправленной в штаны, две дырки. Так благородные не ходят…

— Кто ты?

Ей показалось, ее вопрос его немного озадачил. Но выражение лица собеседника Аня не видела. На несколько мгновений Чер нерешительно замер, а потом сел рядом, явив Аниному взору вместо штанов и края рубахи, бледное худое лицо.

— Я не знаю.

— Что?

— Не знаю, кто я, — терпеливо пояснил парень. Анна ждала продолжения, но не дождалась.

— Давно? Здесь.

Разговаривать не хотелось. Максимум, что Бер могла из себя выдавить — односложные фразы. Но Чер понял ее вопрос и так.

— Шесть лет.

И опять тишина. Ответил — и замолк. Ни сетований на судьбу, ни подробностей, как сюда попал. Может, он действительно — машина, а не человек?

— Сирота?

— Пожар.

Шесть лет… Приблизительно Анин ровесник. Шесть лет одиночества…

Она бы уже умерла. Или сошла с ума. Со скольки он здесь? С 12 лет приблизительно? Она еще в куклы играла в это время.

— А отец?

— Помощник в гончарной лавке.

А может он и сошел? Может, та кошка — его рук дело? Он же на особенном положении вроде как…

— Умеешь писать? Читать?

— Плохо.

— Животных любишь?