Пансионат

Номер наполняется вкусным и горячим земляничным запахом. Анька только теперь замечает, что дверь на балкон приоткрыта, и в щель тоже проникают свежие запахи мокрых листьев и моря. Нина Васильевна подает ей миниатюрную чашечку, красную в белую капельку, горячую, клубящуюся паром. Взвизгивают кроватные пружины — Анна Георгиевна встает с кровати и, оттеснив подругу, наливает себе чай сама.

— Все так изменилось, — говорит Нина Васильевна, присев с чашечкой на единственный стул возле окна. — Я имею в виду, не сейчас, гораздо раньше. У вас, молодых, совсем другое представление о жизни. И я хотела спросить вас, Аня, как, по-вашему…

— Нина, — предупредительно бросает Анна Георгиевна.

— Нет-нет, Анюта, я совсем о другом, — старушка отпивает глоток чаю, а она, Анька, еще не может, горячо. Понижает голос: — Скажите, вы тоже думаете, что это — всё? Что больше никого и нигде?

— Не говори глупостей, Нина.

Анька смотрит в окно. В щель проникает движение воздуха, и занавеска периодически вспучивается маленьким парусом. Пахнет земляникой чай, шебуршится за спиной собачка в своей коробке. Просто удивительно, как здесь хорошо, у этих старушек, и кто бы мог подумать. Не хочется никуда уходить отсюда, и даже к Игорю.

— Нет, — отвечает она. — Этого не может быть. Совсем не может быть… ну, мне так кажется.

№ 31, стандарт, южный

(в прошедшем времени)

Анюта редко опаздывала, и через десять минут Нина начала волноваться. Официантка уже дважды подходила к ней поинтересоваться заказом, и на второй раз пришлось заказать чашку чаю, хотя они с Анютой всегда брали заварной чайничек на двоих, так выходило дешевле. Раньше в этом кафе вообще не имелось никаких официантов, и было гораздо удобнее, никто не нависал над душой. Но когда это было?… лет двадцать, наверное, назад. Или даже все тридцать.

Чай принесли, а Анюты не было. Двери кафе с китайским колокольчиком при входе то и дело открывались с мелодичным звоном, заставляя вскидывать взгляд навстречу, но каждый раз входил кто-то другой. С ней могло что-то случиться по дороге; перед выездом они, как всегда, созвонились, и на тот момент все планы оставались первоначальными. Но путешествие по современному городу — серьезное испытание для пожилой женщины, особенно с ее астматической одышкой, повышенным давлением и сахаром в крови. Нина отпила чаю, откусила краешек миниатюрного пирожного, прилагавшегося бесплатно. Своим здоровьем — всего-то небольшой остеохондроз и недавно прооперированая доброкачественная опухоль на щитовидке — она втайне гордилась. Здоровый образ жизни, гимнастика, а главное, ни малейшей неразборчивости ни в чем, от пищи до связей. Анюта никогда этого не понимала.

За стеклом проходили туда-сюда разные люди, двумя сплошными встречными потоками — начинался час пик. Впрочем, и в другие часы в городе вращалось, толпилось, мельтешило слишком много людей. И во всем мире тоже; она, Нина, будь у нее такая возможность, согласованная с гуманизмом, сократила бы их число раза в три-четыре. Тогда он, вероятно, стал бы более приемлемым для жизни.

Колокольчик зазвенел, и в кафе ворвалась Анюта, похожая на пожар, на язык пламени. Лет, наверное, с тридцати пяти, окончательно простившись с фигурой, она облюбовала для себя развевающиеся складчатые балахоны и пончо, отдавая несомненное предпочтение красному цвету. В нашем возрасте, укоризненно говорила иногда Нина; и слышала в ответ: в каком таком нашем возрасте?! Анюта была неисправима. Если бы с ней и вправду что-нибудь случилось, Нина, должно быть, и не пережила бы.

Анюта рухнула за столик, тяжело переводя дыхание. Расстегнула пончо, под которым обнаружилось чересчур — хотя для нее ничего не было чересчур — смелое декольте. Махнула официантке, неодобрительно глянув на Нинин чай. Нина поспешно отодвинула чашку:

— Взяла на пробу с травами, как-то оно не очень. Закажем земляничный, как всегда?

— Они хотят меня отравить, — грудным полушепотом сообщила Анюта. — Максик с его женой.

— С Алечкой?! — ужаснулась Нина.

Анюта замахала руками:

— С Алечкой он уже месяц как развелся. Дорогая, нам зеленый земляничный чай на две персоны, только, ради бога, никакого сахару! На той неделе выиграл суд, что ребенок не его, выходит, я осталась без внука. Теперь спит и видит, как бы еще доказать, что он сам не мой сын, мерзавец! И эта его новая, силиконовая сучка, тоже не хочет платить пенсионные, наверняка же скрывал от нее до свадьбы, что у него есть мать! Они разведутся, конечно, еще до конца года, я думаю. Только сначала отравят меня.

— Анюта, ну что ты такое говоришь! Максик тебя очень любит.

— Возможно. Но отчислять мои проценты он любит гораздо меньше. Какая ты счастливая, Нинка, что получаешь пенсию от государства…