Пансион благородных девиц

– Когда мы хоронили ее, она была похожа на столетнюю старуху: кожа на лице высохла и обтянула скулы, глаза впали, зубы проступали вперед, а руки выглядели так, словно она уже была скелетом. Абигейл была похоронена рядом с мужем, который добровольно пожертвовал ей свое сердце, в надежде, что частичка его души передастся ей, чтобы ее проклятие при жизни не стало ее проклятьем и после смерти. Но, видимо, не помогло… Оливия «вкусила» матушкиной крови, когда ей было пятнадцать лет, потому она вновь и вновь просыпается пятнадцатилетней девушкой, стоит ей только выпить чью-то жизнь, Виктории на момент ее смерти было двадцать лет, а мне… двадцать девять. Каждая из нас вынуждена периодически возвращать свою молодость таким, быть может, мерзким способом, но мы привыкли. И да, возможно, нам это теперь даже нравится. Слишком долго мы так живем, все сожаления давно позади. Да и незачем уже жалеть. Все наши любимые давно в земле, остались только мы. Ты, наш милый Генри, предназначен для Виктории… Наша Вики немного заигралась в реальную жизнь, прожив так долго под одной крышей с одним и тем же мужчиной. Что ж, она говорит, что любила его… Все заслуживают любви. Я тоже любила своего мужа. И знаешь, он был с нами до конца. Я похоронила его в 1904 году, на момент смерти ему было шестьдесят девять лет, а мне почти столько же, сколько сейчас. Если, разумеется, верить моему нынешнему паспорту, – Кларисса слегка улыбнулась. – Бесспорно, мы могли не затеивать всех этих игр в «кошки-мышки», а поглощать выбранную жертву где-то не здесь, не привозив в наш дом. Но мы не помойные крысы, чтобы питаться отбросами в подворотнях. Нас воспитывали в аристократической семье, потому мы привыкли, что еда должна быть здоровой, очищенной от скверны, к тому же все должно быть красиво подано. Даже смерть.

Подведу итоги… Когда одна из нас начинает стареть, та, что на тот момент выглядит моложе остальных, ищет таких парней, как ты: одиноких, здоровых физически, привлекательных, чтобы было приятно проводить с вами время, а потом, когда мышка поймана, клетка захлопывается и в игру вступает та, кому необходимы жизненные соки молодости… В твоем случае – это Виктория. Это она выпьет твою кровь, чтобы на утро проснуться снова молодой. И еще, Генри… Признаться, я ни разу не видела призраков тех, кого мы… съели, – Кларисса снова хихикнула. – Но я определенно всегда их чувствовала. Правда они мне изрядно насолили, когда, неизвестным для меня образом, дважды нанесли вред нашей любимице – летучей мыши, именуемой черной таккой. Однако они не хотели тебя убить, дорогой. О, нет… Они лишь хотели тебя предупредить, изгнать, чтобы защитить от нас… Вот папенька наш… да. Ты наверняка ему не пришелся по душе, ведь ты спал с его любимой, младшей дочкой… Но Вики он любит не меньше, а потому не убил: лишь припугнул. А второй раз лопатой… да, это была я…

– По-моему, он тебя давно не слушает, – сказала Оливия. – Проверь, Вик.

Виктория подошла к Генри, приподняла его голову, упавшую на грудь, открывая его бледное лицо. Что-то в груди Оливии на мгновение защемило.

– Он в полной отключке, – сказала Виктория, – но сердце еще бьется.

– Оставим его, – сказала Кларисса, – пускай насос выкачает все до последней капли, а пока у нас для тебя есть подарки!

– Для меня? – улыбнулась морщинистой, старушечьей улыбкой Виктория.

– А как же, – ответила с улыбкой Оливия.

Все трое вышли из маленькой комнаты на чердаке, оставляя в ней прикованного к железному стулу Генри, из которого в буквальном смысле по каплям вытекала жизнь.

«Как хочется закурить. А еще бы бутылочку светлого пива…»

– Что это? Платье?

Покрученными артритом пальцами Виктория достала из коробки, которую ей вручила Кларисса, маленькое красное платье на тонких бретелях.

– Уже завтра оно будет тебе впору! – сказала Кларисса. – А уже после подберем к нему туфли. Я не рискнула брать без тебя. У меня все-таки размер ноги немного больше твоего.

– Открой мой подарок! – Оливия радовалась, как радуются дети в Рождество, обмениваясь под елкой яркими коробками.

– Оливия, – рассмеялась Виктория, – ты серьезно? Упаковка тампонов?

– Ну а что? – воскликнула Оливия, немного подпрыгивая, сидя на кровати, – У тебя этих дел сколько не было… Уже лет двадцать? – они с Клариссой снова рассмеялись. – Пора тебе вспоминать, какого это – быть женщиной.

– А и правда… Я уже отвыкла от этих проблем.

– Добро пожаловать в молодость! – продолжала радоваться Оливия.

Генри наблюдал за ними «с другой стороны». Он еще не до конца осознал, что это за сторона, но он даже обрадовался, увидев там Джонатана и других парней. Впервые он был рад их видеть. И больше они не казались ему такими страшными, даже глазные яблоки были на месте…

***

Три года спустя.

– Никогда не видел таких милых флористов. И таких юных.

– Вы мне льстите, – улыбнулась девушка. – Вы выбираете букет для своей жены?

– О, нет, я не женат… Сегодня день рождения моей мамы. Она очень больна… Я несу цветы ей в больницу.

– Что-то серьезное?

– Да, наверное…. Но сегодня я решил об этом не думать. Сегодня у нее праздник!