Паноптикум

Обняла и сжалась в его руках. Секунды тишины, шепот волн и впервые в жизни полный штиль в душе, на губах привкус свободы, вкус его поцелуев, сквозь легкую солоноватость своих слез.

— Весной закатим как полагаетс…

— Нет. — Тронула большим пальцем ободок со стороны ладони, переводя взгляд на его руку, накрывшую мою ладонь с его кольцом.

— А как же белое платье? — хмыкнул, второй рукой приобнимая за плечи и пальцами приподнимая подбородок снова, заставляя посмотреть в его глаза.

— Лучше красный плед.

Эмин едва заметно прищурился, вглядываясь в мое лицо. Я уткнулась в его плечо. Просительно.

— Там будут… эти. — Глухо выдохнула я. И меня передернуло от этого.

— Там будем мы. Моя семья и твоя. Остальные просто из-за…

— Нет. — Уткнулась сильнее, чувствуя, что вот-вот зареву. — Пожалуйста. Правда, не хочу. Пожалуйста, Эмин.

Он промолчал. Наверное, вернется к этому позже. Когда решит, что рассчитал идеальный момент. Не рассчитает. Эти сутки здесь никогда не дадут его безупречному умению хоть один шанс. Причины этих суток. Я не хочу их видеть. Все самое важное случилось здесь и сейчас. Без них. Красочный бал императора где будут поданные с фальшивыми масками на лицах чтобы скрыть их уродство, ни к чему. Я знаю, что под этими масками лицемерия и видеть этих тварей не хочу.

* * *

Вылет должен быть утром. Охраны дома не было, не было даже Аслана. Потому что Эмин приехал и в них во всех отпала всякая необходимость.

Я лежала на постели и не отрывала взгляда от двери ведущей в душ. Вышел с полотенцем вокруг бедер. На ходу что-то печатая в телефоне, пошел к кровати и повалился рядом на живот, не глядя заграбастав меня и притянув фактически под себя. Дописал смс. Пара звонков, разговоры на басурманском. Они когда-нибудь оставят его в покое?..

Я перевернулась на спину, разглядывая его осунувшееся лицо. Круги недосыпа под глазами, бледная кожа. И ощущая капельки влаги под пальцами мягко помассировала его затылок. Он устало прикрыл глаза, перешел на русский, сказав абоненту что все вопросы они будут решать завтра и отключил звонок.

Отложил телефон и поставив руку над моим плечом, ослабил узел полотенце на моей груди. Кожа к коже, и он просто навис сверху, глядя мне в глаза.

Я смотрела на него, пропитывалась им. Так жадно и открыто. Смотрела в его темные теплые глаза и чувствовала себя ребенком, который получил долгожданный подарок, нашел его под елкой в самый волшебный в детстве праздник.

Это так сокровенно, потому что я никогда такого не чувствовала, никогда не была тем самым ребенком у елки. Но вот внутри все в трепете и дрожи и так на грани счастья, настолько заполняющего душу, что просто хочется расплакаться и рассмеяться.

Это так невыразимо, просто невыразимо необходимо ощущать близость его тела. Тепло его кожи на моей, покрывающейся от этого мурашками. Это так важно, так непередаваемо важно чувствовать его прикосновения подушечками пальцев, уходящие сейчас вниз по ребрам. Импульсы от его прикосновений по нервным волокнам, теплом в сердце, наслаждением в разум. И я хотела его. Хотела до безумия. Его голос, такой будоражащий, всегда негромкий, очень глубокий. Его смех. Совершенно особенный, разложенный на тоны, вплетающийся в струны души, трогая их, заставляя губы невольно растягиваться в ответной улыбке. Мой внутренний магнит и компас с таким сложным механизмом, с таким магнетически прекрасным и опасным строением, мой вектор и надежда. Свет и его отсутствие. Дар и да, проклятье.

Любовь это когда хочется любить, а не чувствовать, что тебя любят. Хочется любить каждой клеточкой тела, каждой мыслью, каждым душевным порывом. И это делает такой уязвимой, когда улавливаешь отражение того же самого в глазах, вглядывающихся в твою глубину. Такой уязвимой и такой сильной. Это ощущаешь в одном воздухе, которым дышишь с ним, а вдох и выдох сливаются и звучат в унисон. И ничего больше не нужно, никаких потребностей, обстоятельств, совсем ничего, только одно важно — его близость, и я приму его любого. Потому что я его знаю. И на кончике языка вертится это «я тебя знаю», когда я смотрю в его глаза, когда я вижу те самые отражения того что благоговейно напитывает силой и слабостью все внутри. Он не был моим, никогда им не был. Был моим наваждением и моим помешательством поначалу, а сейчас частью. Он был частью меня. Необходимой. Бесценной. И реакции моего тела срываются в дрожь, потому что я вижу то же самое. И снова поддаюсь к нему навстречу одновременно с ним и иду ко дну под его тихим шепотом: «моя», прежде чем он прильнул к моим улыбающимся губам поцелуем.

Мы никогда не будем идеальными, да и куда нам, парочке психопатов… но мы всегда будем слышать дыхание. В унисон.

И мы сгорали этой ночью. До тла.

* * *

Как только мы вышли из-за аэропорта, ему позвонили. Мы шли к машинам, ожидающим невдалеке, я бросила взгляд на его лицо, и его взгляд мне не понравился. Как и твердо сжатая челюсть.

— Что-то можно сделать? — Эмин кивнул Гураму, забиравшему мой рюкзак и открывающему мне дверь. — Когда будет известно?..