Апрель 1911
ОДНИ ПОХОРОНЫ следовали за другими – и на кладбище Барона Хирша, и на Горе Сион, и на Эвергринз. Дожди размывали могилы, над которыми произносились молитвы. И мэр Нью-Йорка Гейнор, и губернатор Дикс отказались взять на себя ответственность за пожар и даже не посетили сгоревшую фабрику, а уж после этого ни у кого из администрации не было желания вступиться за людей, которые так жестоко пострадали. Красный Крест и Еврейское похоронное бюро помогали приобрести участок для захоронения и нанять катафалк тем семьям, которые не имели средств, чтобы похоронить девушек на утопающих в грязи кладбищах Стейтен-Айленда, Бруклина и Куинса. Сами девушки зарабатывали каких-то шесть-семь долларов за шестидесятичасовую рабочую неделю и не были в состоянии обеспечить собственные похороны. Городом по-прежнему управляли коррумпированные политики, несмотря на все усилия Франклина Делано Рузвельта, который в качестве члена легислатуры штата Нью-Йорк старался направить Демократическую партию на путь истинный.
Волны скорби прокатывались над морем черных зонтов. Эдди с камерой на плече, надвинув картуз на глаза, отыскивал себе место где-нибудь в стороне – за каменной оградой или под темно-пунцовым буком с толстыми ветвями, стараясь не привлекать к себе внимания и прикрывая камеру от дождя куском мягкой ткани. В воздухе пахло сиренью и влажной землей, сизое небо было обложено тучами, казалось, что они касаются земли.
Дождавшись конца очередной заупокойной молитвы, Эдди показывал сделанную автоматом фотографию всем, пришедшим на похороны. Большинство людей, к которым он обращался, глядели на него с подозрением и, погруженные в собственное горе, не сразу понимали, что ему от них надо. Он говорил с ними на английском и идиш, а также на ломаном русском, который смутно помнил с детства. «Простите, пожалуйста, за беспокойство, но эту девушку до сих пор не нашли после пожара. Может быть, вы знали ее? Вы не видели ее во время пожара? Или накануне? Или, может быть, совсем недавно?» Одна молодая женщина, горюющая о своей потере, с жаром бросила ему: «Ну, нашел, кому и когда задавать свои вопросы!» – и в гневе отошла. В другой раз родственники погибшей, заметив Эдди с его камерой, прогнали его, яростно защищая свое право спокойно похоронить близкого человека. Они стали бросать в него камни и назвали вампиром. Возможно, они были правы, но фотографии обезумевших от горя людей были лучшими из всех, какие он когда-либо делал. Он повесил их у себя в мезонине на свою стену плача, все пространство которой было теперь занято черно-белым отражением пострадавших душ, портретами неистовствующих и безмолвствующих, скорбящих бок о бок с теми, о ком они скорбели.
Пятого апреля в Нью-Йорке состоялись массовые похороны неопознанных жертв пожара. С утра моросило, затем обрушился ливень, но более трехсот тысяч человек под черными зонтами в течение шести часов шли похоронной процессией через город, чтобы проститься с погибшими. Дома владельцев фабрики были окружены стражей, потому что многие в толпе говорили о возмездии. Выжившие после пожара тихо переговаривались, вспоминая тех, с кем вместе работали, – девушек, которые прыгали с девятого этажа, держась за руки, влюбленных, которые торопились обменяться последним поцелуем прежде, чем их поглотит огонь, в то время как хозяева фабрики и их помощники тайком пробирались по плавящемуся гудрону на крышу соседнего здания. Погибших хоронили в черных гробах, покрытых белым саваном, к каждому была прикреплена серебряная табличка, извещающая, что здесь похоронена неопознанная жертва.