Паноптикум

Форель немного подросла и, крутясь в тесной посудине, ударялась о ее стенки. Эдди успел привязаться к ней и понимал, что не сможет ее съесть. Вместо этого он кормил рыбу хлебными крошками и червями, откапывая их на конюшне, – она стала его питомцем, о котором надо было заботиться. Каждый вечер он снимал новую жилицу своей камерой. После массы человеческих трупов было приятно фотографировать живое существо. Тем не менее он желал всей душой, чтобы той субботы, когда он поймал рыбу, никогда не было и он не ходил бы на Вашингтон-Плейс смотреть, как девушки падают с девятого этажа.

Как-то ночью раздался стук в дверь конюшни. Благодаря джину Эдди спал глубоким сном, погрузившись в темный густой туман, как это бывает с людьми, страдающими бессонницей. Он подумал, что ему опять снится отец с чемоданом. Но стук не прекращался, и Эдди в конце концов понял, что кто-то действительно просится войти. Он решил, что это пришли к человеку, который арендовал конюшню уже несколько лет и занимался извозом, а в свободное время разводил птиц и держал их в больших клетках в помещении для хранения упряжи. Поэтому Эдди лишь натянул на голову одеяло и продолжал спать. Однако в дверь по-прежнему колотили, и сквозь сон он услышал, как кто-то выкрикивает его имя. Имя было неправильное, но Эдди недостаточно хорошо соображал, чтобы осознать это, к тому же именно оно было его настоящим именем – по крайней мере, в самых тяжких снах его всегда звали Иезекилем.

Он выбрался из постели, натянул брюки и скатился по лестнице. Когда он открыл дверь, ему показалось, что перед ним отец. Если бы это был сон, в котором Джозеф Коэн действительно явился бы к нему, чтобы предложить вернуться домой, Эдди, возможно, и согласился бы. В эту ночь он был готов отказаться от своей новой жизни, где морги были забиты телами девушек. Но это был не отец, а какой-то другой ортодоксальный еврей в черном сюртуке и черной шляпе. Его сутулая фигура вызвала у Эдди приступ тоски по отцу, потому что незнакомец, без сомнения, тоже был портным, годами просидевшим за швейной машинкой.

– Если вы хотите экипаж, то вам нужен не я, – пробормотал Эдди чуть заплетающимся языком. – Тот человек придет только в шесть.

– Мне не нужен экипаж, – сказал незнакомец. – Я ищу свою дочь.

Час был столь ранний, что все лошади еще спали стоя, их дыхание поднималось облачками пара в холодном предрассветном воздухе.

– С этим вы тоже промахнулись. – Эдди общался только с теми женщинами, которых встречал в барах, и никогда не приводил их домой. – Так что до свидания, ничем не могу помочь.

Мужчина прищурился с суровым выражением. Его бледные глаза за стеклами очков слезились и были затуманены катарактой.

– Вы фотограф?

– Да.

– Тогда вы-то мне и нужны.

Незваный гость без приглашения устремился вверх по лестнице, и Эдди оставалось только последовать за ним и постараться убедить его, что он ошибается.

– У меня здесь нет никаких женщин. Можете сами удостовериться. Ищите, если хотите.

Незнакомец, похоже, так и собирался поступить. Войдя в мансарду, он стал озирать царивший там беспорядок. Перед сном Эдди работал не покладая рук, и выщербленный деревянный стол был завален отпечатанными снимками, в том числе сверкающими изображениями форели. Она получилась даже лучше, чем он ожидал, и это позволяло ему питать слабую надежду, что когда-нибудь он станет достаточно хорошим фотографом, чтобы иметь право назвать себя учеником Мозеса Леви.

Незнакомец наткнулся на ведро, в котором уныло кружила форель.

– Ты торгуешь рыбой?

Единственным объяснением того, почему Эдди держит рыбу, мог бы быть довод, что она живая и имеет такое же право на жизнь, как и любое другое существо. Чувствуя себя довольно глупо, он ответил:

– Она у меня в гостях.

– Она у тебя в гостях, а меня ты не хочешь пустить на порог?

– Потому что вы ошиблись адресом. Послушайте, здесь правда нет никого из ваших родных или знакомых. – Но тут Эдди пришло в голову, что незнакомцу, возможно, нужен совсем другой фотограф. – А если вы друг Мозеса Леви, то вы опоздали. Он умер пять лет тому назад.

Гость снял очки в проволочной оправе и протер стекла носовым платком.

– Я друг твоего отца. У него я и узнал твой адрес.

Эдди в растерянности отступил назад.

– Это невозможно. Отец не знает, где я живу.

– Он дал мне твой адрес. Значит, кое-что знает. – Гость окинул взглядом фотографии погибших девушек, развешанные на стене. – Да, я вижу, что пришел куда надо. Ты был там. – Он прошелся по комнате, громко стуча тяжелыми ботинками по дощатому полу. В одном из каблуков была деревянная вставка, так как эта нога была короче другой. – Ты должен найти мою дочь.