Паноптикум

Сознавая справедливость слов экономки, Коралия бросилась наверх и стала укладывать в свою сумку из воловьей кожи самые дорогие для нее вещи – одежду, книги и нитку жемчуга, оставленную ей матерью. Со всем этим она поспешила обратно, но в гостиной ей стало жаль всех, кого она бросает. Ей хотелось взять с собой эхиноцереус с его внезапно зазеленевшими палками, освободить черепаху, чей панцирь она зимой натирала маслом, выпустить колибри из их клеток. Возможно, из-за этой задержки отец обнаружил Морин на кухне. Он давно уже велел ей убираться на все четыре стороны, а она не подчинилась. Его возмущение подогревалось солидной порцией рома. Коралия услышала гневный крик отца и рассудительный голос Морин, пытавшейся его умиротворить. Профессор не хотел слушать никаких доводов и стал избивать Морин. В кухне поднялся страшный шум.

– Мне следовало знать, что у меня на кухне окопалась воровка! – кричал Сарди. – Сколько раз можно повторять одно и то же? Тупица! Я думал, ты знаешь свое место!

– Не орите на меня! Я у вас уже не работаю.

Коралия подбежала к дверям кухни и заглянула внутрь. Морин, зажатая в углу за плитой, держала большую сковородку, обороняясь ею, как щитом, от ударов Профессора. Тот выхватил у нее сковородку и собирался использовать ее как оружие против Морин, которой оставалось только прикрывать голову руками. Коралия кинулась к отцу и схватила его за руку. Профессор, повернувшись к Коралии, хотел ударить ее, но тут увидел, что это его дочь.

– Не бейте ее! – сказала Коралия. – Я сама решила уехать. Морин тут ни при чем.

– Ах, так вы сговорились, что ты убежишь из дома? А в какие еще заговоры против меня ты вступала? И как я могу верить тебе хоть в чем-нибудь после этого? Заключение о твоем физическом состоянии тоже было обманом?

– Ты должна идти, – уговаривала Коралия служанку, умоляюще глядя на нее, так как боялась, что Профессор нанесет Морин какое-нибудь увечье.

Лицо Морин так побледнело, что старые ожоги выделялись на ее коже, как разбросанные по ней красные лепестки. На голове ее зияла свежая рана, на щеке и подбородке образовались синяки, по форме напоминающие бабочек. Тем не менее она не желала уходить, пока Профессор не схватил ее и не вытолкал за дверь. С торжествующим видом он запер за ней дверь. Морин стала стучать в оконное стекло и требовать, чтобы Профессор выпустил Коралию. Взгляды двух женщин встретились, и в них была любовь, которая выдержит любые испытания. Тем временем Профессор повел Коралию в подвал.

– У меня не было намерения бежать, – оправдывалась она. – Я оговорилась.

– Так говорят все лжецы, – отозвался Профессор. – Я больше ни на йоту тебе не верю.

– Я вам тоже, – холодно ответила Коралия.

– Посиди тут в одиночестве, это пойдет тебе на пользу, – сказал Сарди и, втолкнув Коралию в подвал, запер дверь. В помещении было темно, но Коралия нашла свечи, фонарь и коробок спичек. В кувшине оказалась вода, и хотя она попахивала ржавчиной, Коралия умылась ею и даже немного выпила. И с удовлетворением подумала, что Морин благополучно ушла к себе и что она сама помогла ей в этом.

В эту ночь Коралия спала на полу. Так как окно было заколочено досками, в помещении было очень темно. До нее доносился гул толпы на эспланаде. Возбуждение в связи с предстоящим открытием Дримленда с каждым днем нарастало. Утром слабый свет стал просачиваться сквозь щели между досками. Коралия обнаружила немного засохших фруктов и съедобных семян, а также эмалированный горшок, который можно было использовать как ночной. Затем она отыскала орудия, которые могли оказаться ей полезны, – совок, молоток и шило. И наконец открыла тот ящик стола, где ее отец хранил свой дневник. Она с мстительным чувством схватила дневник и, сев на земляной пол, принялась читать.

Вскоре ей попалось место, где Профессор перечислял все свои покупки и указывал, где и за какую сумму он их приобрел. Он писал то по-английски, то по-французски и старательно зашифровывал записи, меняя буквы алфавита или употребляя цифры вместо букв, чтобы никто не мог их прочитать. Фокусники не делятся своими секретами, а Сарди был особенно недоверчив – очевидно, потому, что судил о людях по себе.

Он следил за публиковавшимися некрологами. Если умерший был исследователем или ученым, Сарди пробирался в его дом во время похорон, взломав дверь, рылся в его вещах и похищал все, что могло ему пригодиться. Он собирал материал и в операционных городских больниц, где его знали как коллекционера, в молодые годы он ездил за находками в Мексику и Бразилию. Именно там в одном из городишек он встретил мать Малии, просившую милостыню. Жители городка считали, что ее дочь проклята богами.

Братьев Дюрант он нашел в одном из детских домов Нью-Джерси, где они развлекали воспитательниц своими акробатическими трюками, за что получали более приличную пищу. Профессор заплатил двадцать долларов за обоих, и выступать у него братья начали с двенадцати лет. Законов, запрещающих использовать детей в театральных представлениях, в Нью-Йорке не было, и предприимчивые антрепренеры этим пользовались.