Панкрат. Возвращение в небо

К месту происшествия были допущены две телевизионные съемочные бригады. Репортер Первого Всероссийского канала, невысокий парень, стильный летний костюм которого странно контрастировал с местом происшествия, вещал в микрофон:

– Авария произошла над лесом. И то место, куда рухнул самолет, превратилось в огромную двухсотметровую поляну, усыпанную обгорелыми головешками и кусками дымящегося фюзеляжа. Обломки самолета были разбросаны по лесу на километр.

На самом деле Ил-76 упал, едва оторвавшись от взлетной полосы Чкаловского и успев набрать на скорости четыреста километров в час лишь тридцать – сорок метров высоты. Срезая кроны сосен, стапятидесятитонная машина падала на протяжении пятисот метров.

Панкрат и предположить не мог, что должен был прочувствовать Нефедов за этот короткий промежуток времени. Успел ли он хотя бы услышать и увидеть звуковые и световые сигналы бедствия? Сколько секунд у него было на то, чтобы применить свой опыт?

Суворин представил, как Нефедов замер на месте, услышав сигнал бедствия, как почувствовал последний рывок, сделанный самолетом, а затем – крен и начало падения. Скорее всего, он понял сразу, что ничего не сможет изменить.

– Когда дальний пост сообщил, что самолет не пролетел, мы вышли, посмотрели, доложились, – сообщила репортеру пожилой работник аэродрома. – Было очень-очень страшно.

– Вы можете пояснить ваши слова? – попросил тот.

– Было такое высокое пламя, – женщина нервно улыбнулась уголками губ. – Я не верила собственным глазам. Девять лет служу здесь. Никогда такого не было. Нефедов, который командовал экипажем, был очень опытным пилотом.

Суворин вспомнил, что год назад, когда отмечали юбилей Нефедова, она была в числе приглашенных. Было заметно, что и женщина узнала Суворина. Бросив на него долгий взгляд, она повернулась к стоявшим рядом сотрудникам и что-то им сообщила. В ответ те с горестным видом закивали головой.

Заместитель начальника ГО и ЧС на все вопросы репортера только разводил руками:

– После семидесяти тонн выгоревшего керосина – вы сами видите.

– Как такое могло произойти с опытным пилотом, налетавшим тридцать тысяч часов? – спросил Панкрат вертевшегося тут же работника из следственного отдела прокуратуры. – Тридцать тысяч часов – это, если не считать долгого пути к креслу командира, сотни часов упорных тренировок в закрытых тренажерах, постоянное теоретическое и практическое изучение непредвиденных опасных ситуаций, которые могут возникнуть в воздухе. Если у кого-то и была самая быстрая и точная реакция, то это у Нефедова, – заключил он и почувствовал, глядя на окружающих, что только что фактически произнес эпитафию.

– Выяснением причин мы и занимаемся, – кратко ответил работник прокуратуры, делая какие-то пометки у себя в блокноте. К этому времени он уже допросил несколько сотрудников аэропорта, которые теперь стояли поодаль, то и дело с сочувствием поглядывая на Суворина.

– Неполадки в двигателях или ошибка пилотов? – с иронией спросил Панкрат. – Но я знаю, что самолет был тщательно проверен перед вылетом. А Нефедов, говорю вам, пилот очень опытный.

– Никакой опыт не может исключить так называемый человеческий фактор, – возразил коренастый лысеющий мужчина лет пятидесяти пяти, весьма настороженного вида.

Панкрат вспомнил, что видел его однажды с Нефедовым. Это был некто Стрельцов – из руководства Чкаловского.

– Практика показывает, что ошибку может допустить пилот любого уровня, – сообщил ему Стрельцов, явно полагая, что перед ним сотрудник из съемочной группы.

– Вы хотите сказать, что можно было что-то сделать с пикирующим с сорока метров самолетом?! – задал Панкрат риторический вопрос. – Включить радарный SOS или выпустить шасси, которое бы позволило ему еще круче спикировать? – Панкрат представил стремительно раскручивающийся альтиметр на приборной доске: сорок, тридцать девять… двадцать девять.

– Скорее всего, тяга руля высоты в этот момент уже бездействовала и самолет не подчинялся управлению, – в голосе Суворина звучали боль и недоумение.

Он представил Нефедова, который, глядя на вариометр, с силой тянул на себя штурвал, пытаясь поднять нос самолета, и заявил:

– Самолет не отвечал требованиям, обеспечивающим необходимые условия для полета! Вот в чем причина.

– А вы, простите, кто такой? – Стрельцов с подозрением посмотрел на бледное, осунувшееся лицо Суворина.

По тому, как Панкрат двигался и разговаривал, было видно, что он находится в состоянии стресса.

– Вы – репортер?! – не получив ответа на первый вопрос, уточнил Стрельцов.

Его угрожающе-небрежный тон был маской, скрывающей страх и панику.

– Нет, – ответил Панкрат.

– Я здесь не для того, чтобы вступать в разговоры с посторонними людьми, – сообщил ему Стрельцов. – Покиньте, пожалуйста, территорию аэропорта. Вы не имеете права тут находиться.

Он достал из кармана пачку сигарет. Выбил щелчком одну из них, нервно сунул ее в рот и защелкал зажигалкой.

– Я не посторонний. Я – друг Нефедова, – ответил Суворин, глядя ему в глаза, и с горечью добавил: – А что бы было, если бы самолет рухнул на один из дачных поселков?