«Вот как все происходит, – думал он. – Человека средь бела дня пытаются отловить как бешеную собаку. Для них теперь это только дело времени. Уж я-то знаю, если кому-то хочется до кого-то добраться, он несомненно сделает это».
Снова загремел гром. Теперь это был сильнейший раскат. Начался ливень, такой сильный, что в десяти метрах ничего не было видно за завесой дождя. Панкрат моментально промок, но шел, подставляя лицо дождю и глядя на небо, которое то и дело прорезали зигзаги молнии.
До города он доехал на рейсовом автобусе, подобравшем его, когда он отошел от места происшествия на пару километров.
О том, что медальон нужно передать родственникам Виктора, он больше не думал. При такой тотальной слежке он не имел права втягивать их в это дело.
В это время следователь по особо важным делам ГУБОПа Отоев Игорь Валерьянович, сидя в своем кабинете, прилежно занимался закрытым делом об убийстве Арташова и Громова. Дело было закрыто в связи со смертью обвиняемого в убийстве студентов Дмитриева Астафия Ивановича, урожденного деревни Степановка Смоленской области. Того самого, которого Суворин окрестил сначала «де Витто», а потом дядеубийцей. Смерть Дмитриева была странная, но, как и все в этом деле, объяснимая. Ночью, находясь возле строящейся церкви в поселке Семеновка, тот свалился в глубокую яму, из которой не смог выбраться, и погиб там от потери крови. Тело его, обнаруженное местными жителями, было облеплено тварями, отдаленно напоминающими пиявок и до сих пор находящимися в лаборатории Института химико-биологических исследований. Фигурировал тот факт, что яма образовалась в результате обвала грунта и фундамента строящейся церкви.
По всем имеющимся следам, оставленным машиной возле строящейся церкви в Семеновке и в лесу, где был убит его родной дядька (скотник из этого же села), Дмитриеву вменялись три убийства, которые при определенном «повороте дела» можно было бы повесить на Суворина. Два обстоятельства помешали этому. Как рассказали Отоеву сведущие люди, парня этого проще было убить, чем сломать. И тюремная камера, и «особое» обращение вряд ли смогли бы выбить из него нужные показания. К тому же Суворин на суде мог раскрыть информацию, связанную с участием в этом деле иностранных граждан по фамилии Рувье и Шнейдер, которые хорошо заплатили Отоеву и поэтому выступали только в качестве свидетелей.
Одним словом, дело было закрыто, но только формально. Что же касается неформальной стороны, то дело это стоило того, чтобы Отоев им позанимался. Ему было тридцать девять лет. Жил он на улице Константинова в пятиэтажной хрущевке в уютном двухкомнатном гнездышке вместе с женой. Квартира его, мало того что была невелика, так имела еще один существенный недостаток. Окна выходили во двор и находились прямо над служебным входом в продовольственный магазин, куда каждый день ранним утром подъезжали грузовые машины с продуктами. Словом, было и шумно и тесно.
Была у Отоева еще комната в коммунальной квартире в Лефортово. Но это тайком от жены приобретенное жилье тоже имело два существенных недостатка: нуждалось в капитальном ремонте и выставляло напоказ личную жизнь капитана, так как в квартире было еще несколько комнат, заселенных любопытными старухами и тинейджерами.
С женой Отоеву не повезло. Она ему порядком надоела, быстро превратившись в старуху. Его раздражало в ней все: и дешевая косметика, которой она пользовалась без меры, и жалкие попытки выглядеть моложе, которые выражались в окраске волос в яркорыжий цвет и веселеньких брючных костюмчиках, под которыми женщина скрывала свои изуродованные варикозом ноги.
В общем-то, проблемы эти были решаемы. И решить их могла совсем небольшая часть от общей стоимости медальона, о ценности которого ему рассказали иностранные граждане по фамилии Рувье и Шнейдер.
А столь ценная вещица, по их же словам, была у Суворина.
И хотя Отоева ждал очередной отчет о профилактике преступности, который внезапно потребовал начальник Управления, он все никак не мог заняться им. Слишком уж забита была голова этим закрытым делом. К тому же Игорь Валерьянович был упрямым человеком и от поставленных целей никогда не отступал.
Правда, в последнее время к Отоеву у начальства не было претензий и работа его шла в обычном режиме, но капитан знал, что провинился. Дело было не в плохой раскрываемости преступлений, а в нескольких терактах, предотвращением которых занималась не только Лубянка, но и ГУБОП.
Было и еще кое-что, что заставляло Отоева напрягаться. Две недели назад «Московский комсомолец» опубликовал статью о том, что ГУБОП «прикрывал» общежитие нелегальных иммигрантов из Юго-Восточной Азии, в котором находились перевалочные базы с контрабандным ширпотребом и цехами по производству контрафакта. Этот контрафакт приносил Отоеву верный доход вот уже года полтора. И когда СМИ развязали кампанию, он испугался.
Но все это нужно было доказать. А точной информации, как чувствовал капитан, у корреспондентов не было. Пока не было.