«Ювелирное дело в георгианскую эпоху. 1714–1830» Джинни Редингтон и Оливии Коллингз имело неоценимое значение для моего представления о ювелирных работах Доры. Знакомству с мифом о Пандоре я глубоко обязана книге Стивена Фрая «Миф» и исследованию «Ящик Пандоры: изменяющиеся аспекты мифического символа» Доры и Эрвина Панофски. Для воссоздания Лондона георгианской эпохи я многое почерпнула из «Тайной истории георгианского Лондона» Дэна Крикшенка, «Прогулок по улицам георгианского Лондона» Люси Инглис и «Лондона доктора Джонсона» Лизы Пикар. Чтобы лучше понять, чем занимался Эдвард в переплетной мастерской, я обращалась к публикациям «Гильдии Теофилиуса»[47] и их блестящим онлайн-ресурсам.
Общество древностей и по сей день является процветающей институцией, и труд «Мечты о старине: лондонское Общество древностей. 1707–2007», опубликованный самим Обществом, оказал мне существенную помощь в моих исследованиях. Среди других полезных источников могу назвать «Историю Общества древностей» Джоан Эванс, «Древности: открытия прошлого в Британии восемнадцатого века» Розмари Суит, а также эссе из сборника «Лондон и возникновение европейского рынка искусства. 1780–1820» под редакцией Сюзанны Эвери-Куош и Кристиана Хьюмера.
Впрочем, как это часто и бывает в исторической прозе, я вольно поступила с кое-какими фактами. Эдвард не смог бы обеспечить себя только написанием докладов для Общества древностей, как не смог бы оплатить Доре ее рисунки для него. Хотя Общество нанимало и оплачивало труд рисовальщиков, создававших детальные иллюстрации антикварных предметов для их публикаций, оно не платило своим членам за их научные доклады, как и не финансировало раскопки – это вошло в практику много позже. Что же касается датирования археологических находок, то антиквары XVIII века полагались на условную датировку, основанную главным образом на типологии артефактов, т. е. их форме, стиле, характере орнаментов и т. п. (этим методом пользовался и Эдвард, когда каталогизировал коллекцию Блейка). Условная датировка включает и иные способы: наиболее распространенным тогда являлся стратиграфический анализ почвы. Впервые на практике стратиграфия применялась геологом Уильямом Смитом в 1790-е годы и в начале 1800-х годов, но стратиграфические раскопки стали широко практиковаться в археологических исследованиях лишь в 1920-е. Поэтому едва ли стратиграфический анализ был применен экспертами Общества древностей или их коллегами в конце 1790-х годов, однако, поскольку это отнюдь не невозможно, я решила сослаться в книге на этот метод. Кроме того, Ричард Гоф занимал должность директора Общества древностей в 1771–1791 годах. Однако фигура Гофа, отдававшего предпочтение британскому антиквариату, а не широко разрекламированным артефактам Средиземноморья, была мне необходима для сюжетной линии Эдварда, и по этой причине я решила включить Гофа в романную фабулу. Хочу также заметить, что Гамильтон и его жена Эмма (как и ее любовник Горацио Нельсон) вернулись из Италии в Англию только в 1801 году, но я и тут пошла на авторскую вольность и сместила их возвращение на более ранний срок ради соблюдения хронологии сюжета.
Еще одну незначительную вольность я проявила в самом начале романа при описании того, как Мэттью Кумб поднял ящик с пифосом с морского дна. В конце XVIII века немецкий механик Карл-Генрих Клингерт впервые в истории придумал приспособление, которое было названо «костюмом для ныряния». Этот костюм состоял из сюртука и штанов, изготовленных из водонепроницаемой кожи, шлема с иллюминатором и металлической пластины спереди. Костюм был соединен с башенкой, внутри которой находился резервуар с воздухом, и с фонарем, светившим под водой. Идеи Клингерта, однако, так и не были воплощены в жизнь, несмотря на то что он подробно изложил их в двух своих книгах, опубликованных в 1797 и 1822 годах. Подробные чертежи костюма для ныряния можно найти в «Описании машины для дайвинга» – великолепном издании, куда включены обе книги Клингерта, выпущенном в 2002 году Историческим обществом дайвинга.
Благодарности
По меньшей мере 75 тысяч слов романа написаны мной во время пандемии 2020 года. Хотя для многих из нас это был довольно мрачный период, у меня вдруг образовалась масса свободного времени, чтобы водить пером по бумаге, – не о том ли мечтают многие писатели? В этом смысле все те месяцы необычной и зачастую – для меня – очень одинокой жизни оказались благотворными. Этот период научил меня дисциплине иного рода – я писала иначе, я иначе исследовала материал, и я по сию пору гадаю, вышла бы «Пандора» тем романом, каким он получился, не будь у меня этой иной жизни. Тем не менее я бы не смогла ничего написать без поддержки многих людей, поэтому я хочу, насколько смогу, перечислить их имена здесь, а у тех, кого я пропустила, могу лишь попросить прощения и возложить вину на свое взвинченное состояние после бурной писательской одиссеи.