Пандемия (СИ)

Это было в апреле, в самый разгар весны. Деревья еще стояли голые, но уже начинали подергиваться реденькой зеленой сетью. Снега в лесу было еще порядочно, но с каждым днем он стремительно таял под теплыми лучами весеннего солнца. В отряде кроме Сережи, было еще восемь человек. На всех - один карабин "Сайга" с полсотней патронов к нему, один "Иж" и набор ножей. Ильназ, татарчонок лет тринадцати, чумазый и плохо говоривший по-русски, тащил на себе все матрацы, свернутые в рулоны. Он изо всех сил старался быть полезным; отбиться, отстать или быть изгнанным для него означало смерть. Парень отчаянно хотел жить, показывал всем, что здоров, силен и может нести на себе хоть КамАЗ. К сожалению, как и многим другим, ему не повезло.

Отряд блуждал по лесам второй месяц, опасаясь входить в населенные пункты. Ночевали в палатках на грязных матрасах, пекли украденную из погребов картошку. Потом набрели на брошенный охотничий домик, жили там несколько дней, пока внезапно ночью шатуны не окружили их временное пристанище. Вероятно, жилье было совсем неподалеку, и ходившие по развалинам поселка мертвяки учуяли добычу. Отряд выставил часового, но тот заснул прямо на посту и стал первой жертвой бродячих шатунов. Именно его отчаянные предсмертные крики и разбудили остальных. Уходили с боем, отчаянно отстреливаясь. Ильназ поскользнулся на пригорке в грязи, не удержался, полетел кубарем вниз, к первому ряду неспешно идущих, задумчивых шатунов, походивших на неторопливо прогуливающихся по лесу грибников. Скатился вниз прямо со всеми матрасами...

Отряд отступал два дня, почти не останавливаясь на отдых - шатуны давно отстали, но взбудораженные мыслью о том, что все еще являются объектом преследования, не останавливались.

Наконец, люди вышли к воде. Рядом располагалась большая деревня, в спешке эвакуировавшаяся на остров в тридцати пяти километрах от берега. Пристань, окруженная десятком солдат, мобильный медицинский пункт с неизменным экспресс-анализом на вирус, три больших катера, раскачивающихся на волнах под ногами перебирающихся на них с тюками пассажиров. Сережка вместе с остальными, перебрался на катер. Когда деревня опустела, солдаты сожгли дома. Так и попал Сережка на остров, где и прожил несколько лет.

Через два года женщин на острове почти не осталось, и значимость их для общины еще более возросла. Несмотря на все меры предосторожности, вирус все-таки проник на остров. Кто-то утверждал, что виной всему были выловленные в заливе сомы. Дескать, со стороны Питера, от берега, пришел косяк больной рыбы. Так или иначе, начался на острове мор. Любое лечение было абсолютно неэффективным. Выжило лишь сорок два человека. Остальные люди либо скончались, либо заболели и были отвезены на далекий Остров Смерти. Так его стали называть колонисты. Он был дальше от берега, чем все остальные острова, заселенные эвакуированными. Именно на него свозились с других островов заболевшие, или те, чье здоровье просто вызывало подозрения. Попадали туда иногда и абсолютно здоровые люди. В том числе и по собственной воле, просто не желавшие расставаться с близкими людьми, которым выпал жребий отправиться на Остров.

В колонии Антона был дед Хованцев. Все еще крепкий старик с окладистой бородой. Ничего и никого не боявшийся. Он говорил, что организм у него настолько крепкий, что никакая инфекция его не боится. Действительно, он пережил эпидемию. Именно Хованцев отвозил на лодке больных на Остров скорби. Некоторые уходили с ним добровольно, кого-то приходилось связывать и увозить насильно.

Высадив обреченного на проклятом острове, дед Хованцев возвращался обратно. Правда, со временем ему приходилось проявлять все больше мер предосторожности- слишком много на Острове стало ходячих больных . Потеряв разум, они бродили по нему толпами, набрасывались пару раз и на деда. Пытались залезть в лодку и уплыть. Поэтому со временем он стал высаживать своих обреченных пассажиров на отмели, немного не доплывая до берега. Многие тонули сразу же, на метровой глубине - инфицированные боялись воды, как огня, хотя некоторым удавалось и выбраться из воды, которая словно парализовывала, утягивая камнем на дно. Однако выбора у деда не было - ради своей же безопасности он высаживал всех на мели - причаливать в нескольких метрах от берега было абсолютно безопасно...

Смелый был дед, говорил, что и стычки с инфицированными у него были, поэтому-то он и не расставался со своей двустволкой. Впрочем, на рассказы он был скуп, хоть и мог рассказать многое.

Один раз он отвез на Остров и мужа, и жену. Женщина заболела, а муж не захотел с ней расставаться. Пришлось Хованцеву везти их обоих. Он никого не отговаривал из здоровых. Он уважал чужой выбор, но и остаться никому из заболевших не позволял.