Памфлеты, фельетоны, рассказы

Сэм Харрисон вытер со лба пот и со слезами на глазах продолжал:

— Мистер Микс, вы, несомненно, знаете людей столь же хорошо, как я животных, и вам ведомо, сколь велика власть зависти. Миллионы женщин питали зависть к Розе — Петронелле и, подметив ее недостаток, сделали из него сенсацию. Вся мировая печать оповестила о нехватке пальца на ноге моей жены. Некоторые газеты Чикаго и Нью-Йорка обвинили жену и меня в гадком подлоге, поколебавшем веру человечества в прекрасное. Меня, как гражданина, не заслуживающего доверия, лишили должности профессора, мною занялась комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. Наконец, жена потребовала развода, получив его крайне легко, ибо присяжные заседатели единодушно констатировали, что виновным являюсь я…

— Вы? — недоумевал ректор Микс.

— Вот именно. Меня обвинили в грубом пренебрежении к жене. Суд придерживался того мнения, что мне следовало иногда заглядывать жене не только в глаза, особенно когда она, как рассказывали, ложилась каждый день в постель без чулок. Такое пренебрежение могло быть приравнено к душевной жесткости, ранящей даже холодных женщин…

Профессор Харрисон закончил свое невеселое повествование и ждал приговора. Ректор выводил закорючки в черной записной книжке, бормоча про себя: «Всегда смотрел жене в глаза и не видел недостающего пальца…».

— За вами не числится никаких других преступлений или противозаконных действий? — спросил он у профессора анимальной фонетики.

— Нет.

— Почему же вас допрашивало ФБР?

— Меня заподозрили в том, что я агент какой-то иностранной державы, потому что я часто повязываю красный галстук и ношу с собой магнитофон, когда удаляюсь на лоно природы слушать голоса животных.

После непродолжительного раздумья ректор университета разрешил профессору Харрисону приступить к чтению своих лекций. Он сообщил, что профессору отводится квартира и вменяется в обязанность соблюдение некоторых правил приличия: запрещается обольщение замужних женщин и общение на пляже без купальника с незамужними.

Преподавателей лишали также права будить студентов, засыпающих на лекциях, если только храп их не мешал занятиям. Учащимся предоставлялось право курить в лектории.

— Необходимо особенно тщательно следить за моралью, — закончил ректор. — Сейчас мораль в моде.

— В часы досуга я занимаюсь только животными, — откровенно признался Сэм Харрисон.

— Неплохо, но и в этом надо знать меру.

Итак, профессор Сэм Харрисон приступил к созданию новой главы в истории университета Плантана. На его лекции записалось двадцать молодых студентов, которых в жизни влекло к себе все животное. Звуки, издаваемые животными, служили: средством устрашения в борьбе, воплем о помощи в беде, средством завлечения в любовной интрижке. Уже после первой лекции юноши и девушки стали подражать звукам, издаваемым животными: влюбленные мяукали или ржали, скучающие блеяли или мычали, а пьяные кукарекали или куковали.

Научной отрасли, представляемой Харрисоном, придавали крайне важное значение, и результаты его исследований распространялись по всему миру. Но в то же время за ним тайно наблюдали, ибо он продолжал носить красный галстук и всегда имел при себе портативный магнитофон. В один прекрасный февральский день он направил свои стопы в безлюдную чащу, чтобы записать пение птиц. Он присел на кочке, жуя яблоко и прислушиваясь, как вдруг его окружили ректор университета и четверо полицейских в штатском, тайно наблюдавшие за его прогулкой.

— Теперь-то мы застали вас на месте преступления, господин профессор, скрежеща зубами, сказал один из полисменов, показывая свой полицейский значок. — Так вот, оказывается, какие у вас интересы… А ведь вы призваны воспитывать молодежь.

— О чем вы? — спросил Сэм Харрисон. — Я никому не причинил зла.

— Чего же вам тогда здесь надо? Вы что, читать не умеете, что ли?

Полицейский показал на большой рекламный плакат, на котором огромными буквами, размером с фут, было написано: «Лагерь нудистов. Только для супружеских пар. Посторонним вход строго воспрещен».

Итак, профессор Сэм Харрисон был вновь уволен с занимаемого им поста, а в его квартиру для проведения обыска была приглашена полиция.

— Что у вас в этой кассете? — спросил молодой сыщик, роясь в гардеробе профессора.

— Запись пения разноязычных петухов, — искренне признался Харрисон, так как он вообще не привык скрывать что-либо.

— Не издевайся, — вспылил полицейский, — а не то я сверну тебе нос на сторону. Говори без утайки, что в этой кассете.

— Пение петухов, — повторил невозмутимо ученый. — Если вас интересует опыт моих исследований, то я готов продемонстрировать вам запись.

Он вынул из кассеты ленту с записью, вставил ее в магнитофон и продолжил:

— Как я уже говорил, я изучаю речь животных. Я собирался через пару месяцев опубликовать большой труд, в котором, в частности, имеется неплохое собрание голосов и фонетических схем разноязычных петухов. Вот как поет американский петух: коок-а даадл-кок. А в других странах так:

Во Франции — кок-эрико.

В Финляндии — кукко киекуу.

В Японии — Ку-ка-хо-ка-ку-ка-хоо.

В Греции — кокорико.