Палиндром

– Брешет, подлец, прямо в лицо, и не краснеет. – По своему поводу усмехнулся Маккейн. Что капитаном Мирбусом был воспринято как должный ответ на его остроумие. Ну а раз Маккейн, как выясняется, не такой уж и надутый индюк, как о нём отзывались самые близкие к нему люди (кто эти люди, Мирбус, как человек умеющий держать тайны, никогда не расскажет Маккейну), и умеет слушать и оценить остроумие другого человека, то, пожалуй, он заслуживает того, чтобы его пригласить за капитанский стол. Что тут же и озвучивает капитан Мирбус.

Ну а Маккейн, не какая-нибудь там девочка, которая счастья своего и будущих удобств не видит и не понимает, и её нужно уговаривать, чтобы она не отказывалась от ожидающего её счастья, и он сразу же даёт своё согласие капитану, который, по мнению Маккейна, с этого и должен был начинать свой разговор с ним.

После же того как приглашение Маккейном было принято и он был даже представлен находящимся за капитанским столом людям, где некоторые из них, а в частности генерал Томпсон, почувствовал себя, не то что не в своей тарелке, а гораздо хуже – на раскалённой сковороде под принципиальным взглядом Маккейна (когда твой непосредственный начальник мучается у себя в каюте от обезвоживания, ты, падла, здесь жируешь) – то перед ним через Мирбуса встал вопрос, куда же его усадить.

Что дело совсем не простое, как кажется на первый взгляд. И здесь, как на том же приёме у какой-нибудь королевской фамилии, очень многое имеет значение при твоём расположении за столом. А вдруг ты, к примеру, с тем или иным лицом не расположен лицом к нему сидеть (а другим, сами понимаете каким местом, запросто) и тогда что, мордобитие или как минимум, разговор на повышенных тонах и скандал. Так что тут нужно многое учитывать, в том числе и политические пристрастия и блоковый статус этих сидельцев за столом. Ведь окажись рядом друг с другом люди крайне противоположных точек зрения, да хотя бы ту же стоящую перед ними индейку, где один из них полный вегетарианец, который и видеть не хочет и не может таких мясных блюд перед собой, а другой наоборот, его от всего этого мясного с руками не оторвёшь, то, что тут будет, даже представить для пищеварения желудков обоих страшно. Один подавится слюной, тогда как другому встанет горлом кость под ненавидящим взглядом давящегося слюной вегетарианца.

Правда за столом капитана Мирбуса, с краешку всегда стоял отдельный стул, специально предназначенный им для экстранеординарных случаев, которые он сам и провоцировал на то, чтобы они возникали – Мирбус взял себе за удовольствие и заодно, за привычку, приглашать за свой стол, окромя только гостей (слово «гость», капитаном Мирбусов по-своему особому принципу трактовалось), какого-нибудь интересного для него человека, который возбуждал у него аппетит к веселью (насчёт же всего другого аппетита, он никогда не жаловался, а тут же на месте менял кока, списывая с корабля провинившегося кока прямо сразу – и хорошо, если корабль в этот момент находился где-нибудь на причале, а иначе коку подчас не суждено было до дому доплыть из открытого для всех моря или океана).

Но на этот раз Мирбус посчитал, что Маккейн нуждается в более дружественной атмосфере, а это значит, что сидеть с краю за столом не для него. И капитан Мирбус, ещё раз, вместе с Маккейном обвёл взглядом сидящих за капитанским столом людей, чтобы в ком-то усомниться, а в ком-то наоборот, обрести на его счёт надежду.

И если сидящие за столом представительницы прекрасного пола, те же Атлантида и Атлантика, полностью к себе располагали, и здесь рядом с ними любой, даже самый привередливый тип, только его посади рядом с ними, почувствует себя в самом прекрасном расположении духа, то насчёт других господ, расположившихся за капитанским столом, такого уж точно не скажешь. И судя по их более чем внимательным к Маккейну физиономиям, то они, как минимум, согласны терпеть такое соседство рядом с собой, и то в случае если их об этом сам капитан Мирбус попросит (а так даже и не выговорить тех слов, которые они готовы отпустить в адрес этого, что за чёрта из табакерки, Маккейна).

А за капитанским столом, кроме уже перечисленных прекрасных особ и одного более чем хмурого генерала Томпсона, находились не просто члены капитанской команды и другого рода важные и влиятельные господа, а все эти господа и одна обладательница уж очень проницательного взгляда дама, с зачёсанными назад чёрными, как смоль волосами, так сказать, являлись той опорой для капитана, без которой он бы не смог осуществлять руководство кораблём.