Паладин душ

– Говоря как эксперт в этой области, я не сказал бы, что ты вообще боялась ее, – сухо ответил Он.

Она оглянулась:

– Раем может быть не только прекращение боли, хотя и это уже кажется раем. А в следующий раз… будет больно?

Он пожал плечами:

– Раз ты возвращаешься в мир материи, защита, которую я могу предложить тебе, весьма ограничена и, увы, не исключает боли. Эту смерть выбирать тебе. Другой может не быть.

Уголки ее губ против воли поползли вверх:

– Хочешь сказать, что я могу снова оказаться у этих врат уже через четверть часа?

Он вздохнул:

– Надеюсь, что нет. Мне придется обучать нового привратника. А я питаю слабость к рейне. – Глаза Его сверкнули. – Так же как и мой великий душой Иллвин. Это он молил Меня о тебе, в конце концов. Учти мою репутацию.

Иста учла Его репутацию:

– Она ужасна, – отозвалась она.

Он только ухмыльнулся – такой знакомой, украденной, останавливающей биение сердца белозубой ухмылкой.

– Как обучить? – прибавила она, решив немного позанудствовать. – Ты никогда ничего не объясняешь.

– Выучка тебя, сладкая Иста, напоминает натравливание сокола на добычу. Сделать это крайне сложно, и в конце концов можно получить больную птицу со стертыми лапами и скучное ожидание ужина. Но с таким размахом крыльев, как у тебя, мне гораздо легче просто стряхнуть тебя с запястья и позволить лететь.

– И камнем упасть вниз, – проворчала Иста.

– Только не ты. Уверен, что полпути к бездне ты будешь падать и жаловаться, а потом расправишь крылья и воспаришь.

– Не всегда. – Ее голос сделался тише. – Не в первый раз. – Он слегка склонил голову, соглашаясь.

– Но тогда не я был твоим сокольничим. Мы подходим друг другу, ты же знаешь.

Она отвернулась и оглядела эту странную, совершенную нереальную комнату. Преддверие, подумала она, граница между тем, что внутри, и тем, что снаружи.

– А мое задание? Оно выполнено?

– Выполнено, и выполнено очень хорошо, мое истинное, выросшее, медлительное дитя.

– Да, я долго иду к чему бы то ни было. К прощению, например. К любви. К моему богу. Даже к моей собственной жизни. – Она склонила радостно голову. Выполнено – это хорошо. Значит, можно остановиться. – А джоконцы убили меня, как приказала Джоэн?

– Нет. Еще нет.

Улыбаясь, Он подошел к ней и поднял за подбородок ее лицо. Он приблизил губы к ее губам, так же нахально, как Иллвин в тот вечер – вчера? – на вершине башни. Только вкус Его рта не отдавал кониной, а был полон аромата, и в Его глазах не было неуверенности.

Его глаза, мир, ее ощущения начали меркнуть.

Бездонные глубины превратились в темные глаза, покрасневшие от безумных слез. Аромат стал запахом сухой, соленой плоти, потом снова благоуханием бога, и опять плотью. Благодатная тишина наполнилась шумом и криками, потом все стихло, а затем загрохотало в полную силу. Лишенное боли парение сменилось непомерной тяжестью, заныла голова, захотелось пить, а потом все это растаяло в блаженстве.

Думаю, Он поднял ногу и подталкивает кошку к решению. И она не сомневалась, что может уклониться от этого удара, метнувшись в ту или в другую сторону. Но в какую сторону Ему хочется, чтобы она метнулась, – совершенно очевидно. Тревожное «еще нет» позволяет допустить, что Он не возвращает ее в тело, пронзенное мечами. Бастард подталкивает меня к этому, будь Он проклят. Проклинать собственного бога оказалось неизмеримо приятно. Этого бога она может проклинать всегда, и чем более изобретательно, изощренно, тем шире будет он ухмыляться. Он действительно подходит настоящей Исте.

Изменения замедлились, прекратились, остались сухие губы, вес и тяжесть, шум и боль. Остались дорогие, потемневшие от горя, прищуренные, очень человеческие глаза. Да.

И более того, мой бог лукавит. Он поставил здесь это блюдце со сливками еще до того, как стал держать перед ней дверь. Он все отлично знал. Она улыбнулась и попыталась вдохнуть.

Иллвин отнял что-то безумно ищущий язык от ее рта и выдохнул:

– Она жива, ох, пятеро богов, она снова дышит!

Тяжестью оказались, как выяснила Иста, руки Иллвина, сжимающие ее тело. Она посмотрела вверх, на ветви деревьев, на голубое небо и на его лицо, склонившееся над ней. Это лицо раскраснелось от жары, искажено ужасом, маленькие капельки крови тонкими линиями пересекали его от одной щеки к другой. Она подняла слабую руку, дотронулась до алых бусинок и с облегчением выяснила, что кровь не его.

Пересохшими, потрескавшимися губами она прошептала:

– Что случилось?