— Обо мне не беспокойся. Чтобы отправить меня навстречу свету Митры, кучки дикарей будет недостаточно.
— Не сомневаюсь, — отозвался Веспасиан, садясь в лодку. Не успел он занять место у рулевого весла на корме рядом с Сабином, как тишину ночи у них над головами прорезал пронзительный звук горна.
— Проклятье! — воскликнул Фауст.
— Это сигнал к оружию. Что произошло, как ты думаешь? — спросил у него Веспасиан.
— Одно из двух. Либо геты атаковали всю нашу стену, что вряд ли, потому что в этом случае мы бы уже услышали их боевые крики, либо Поппей передвинул штурм на сегодняшнюю ночь. Если это так, то он сошел с ума. Готов спорить на что угодно, что все пойдет наперекосяк, и дело кончится для нас большой задницей.
— Вот же дерьмо! — Сабин даже сплюнул в сердцах. — Не иначе как из-за донесения Цела он догадался про наши планы и теперь пытается нас опередить, чтобы жрец не попал к нам в руки.
— Я, пожалуй, пойду, — крикнул им Фауст, вскарабкавшись вместе со своими солдатами вверх по берегу. — Если это штурм, я все равно пришлю для вас лошадей. Поппей в чем-то даже вам помог. Если мы идем в атаку, геты будут основной массой находиться возле стен, а значит, двор будет пуст.
— Да, зато теперь вонючие дикари будут начеку, — буркнул Магн. — Да и где нам искать этого жреца?
— Что-то я плохо представляю себе, чтобы этот хорек с оружием в руках защищал стены, если ему есть где спрятать свою задницу, — произнес Веспасиан, берясь за весло.
— Отчаливаем, Варин.
— Слушаюсь, триерарх! — крикнул в ответ седой ветеран с довольной ухмылкой, отвязав причальный конец и оттолкнувшись от мостков веслом.
Веспасиан нахмурился, задетый такой фамильярностью, однако не стал одергивать солдата за его шутку, ибо понимал, что вверяет ему свою жизнь.
Лодка вынырнула из камышей и легко заскользила вниз по течению в направлении крепости, до которой было около полумили. Хотя гребцов хватало на каждое весло, Веспасиан не стал отдавать им команды налечь на весла. Работу гребцов прекрасно дополняло и облегчало течение. Более того, впервые сев на весла, все восемь человек, не имея опыта, могли бы не ускорить, а наоборот, замедлить продвижение лодки. Ущербную луну закрывала гряда плотных туч. И хотя лодку от берега отделяло не более десяти шагов, было так темно, что сам берег уже не был виден. Лишь резкий звук военного горна справа от них указывал, в каком направлении находится римский лагерь. Вскоре высокие звуки горна сменились более низкими, басовитыми. Это, отдавая сигнал о начале штурма крепости, запели тубы. Их специально применяли во время боя, поскольку их низкий звук никогда не сливался ни с лязгом оружия, ни с криками солдат.
— Похоже, они начинают штурм, — прошептал Веспасиан сидящему рядом брату. — Этот наглец Поппей сдвинул его на целые сутки. В лагере наверняка царит неразбериха, которая будет стоить жизни не одному солдату.
Под звуки рога крови льется много, — процитировал Сабин старую солдатскую мудрость.
Веспасиан посмотрел на берег, стараясь по доносящимся оттуда звукам определить, что происходит. Вскоре над берегом возникло тусклое оранжевое свечение. Это запылали факелы в укрепленном поселении гетов в ста шагах от берега, догадался Веспасиан.
— По словам Фауста, для того, чтобы выкатить башни вперед. требуется полчаса. Однако они не станут этого делать, пока не возьмут деревню.
— При условии, что все идет согласно первоначальному плану, хотя лично я склонен думать, что это не так, — произнес Сабин. — В любом случае нам бессмысленно переживать по этому поводу, ибо ничего изменить мы уже не можем. Куда важнее сосредоточиться на том, что нам предстоит сделать. И первый вопрос: где нам пристать к берегу.
Веспасиан кивнул и принялся зорко следить за тем, чтобы лодку не унесло на середину реки. Вскоре он почувствовал, как у него сводит живот, и тотчас вспомнил о том, что рана, полученная на перевале, стала его первым боевым ранением. И хотя она была незначительна и не представляла угрозы для жизни, он не мог не задуматься о том, что любой человек смертен. Не окажись тогда на нем кирасы, его давно бы уже не было в живых. Сейчас же на нем кирасы не было, и он сполна ощущал свою незащищенность перед лицом смерти. В его сознании промелькнули образы детства: вспомнилось, как он работал в семейном поместье, и на какой-то миг Beспасиану страшно захотелось домой, где ему в самом худшем случае угрожали разве что копыта упрямого мула. Он поспешил отогнать от себя эту мысль, осознавая всю ее тщетность. Свой выбор он сделал сам, и этот выбор привел его в конечном итоге в эту лодку. И теперь единственное, что он мог, это собрать в кулак волю и, задвинув на задворки сознания страх смерти, сосредоточиться на практической стороне предстоящего дела.