Палач

– Зачем? Ты что, совсем дурак? Или ты на самом деле думаешь, что я тебя люблю? Да я ненавижу тебя! Палач! Папочке моему скажи спасибо, который подложил меня под тебя! Да Филину, который его это сделать заставил! Или ты решил, что мы с тобой случайно встретились? Ха-ха-ха! Ты совсем дурак, Сережа? Да ни одна девка у нас под тебя не ляжет, кретин! Хотя нет, вру. Лягут, конечно, все же тебя боятся… И Филин, и отец с матерью, и все остальные… Боятся и думают, что ты сможешь их спасти, если что… Идиоты! Филин-то давно просек и держит тебя как козла отпущения, да чтобы было кому к демону жертв водить. Вот он реально переживает, чтобы ты не свалил куда. Да отца моего припугнул, чтобы он из меня твою личную шлюху сделал. Что, не нравится? Слушай, слушай! Это же от безнадеги все, неужели не понимаешь? Или мне отцом нужно было пожертвовать? А как я потом жить буду? А жила с тобой? Рожу твою видеть уже не могу! Что, думал за жратву меня купил? Да пошел ты, урод! Я в первый раз что-то к другому человеку почувствовала, понял? Да, любовь с первого взгляда, а ты как хотел? На тебя-то только из-за страха смотрят! Сволочь! Вали отсюда, понял?! Видеть тебя не могу! Не пойду я никуда с тобой. Все.

Она проорала мне все это в лицо. Капельки слюны из ее рта иногда долетали до меня и жгли, как яд. Что-то происходило во мне. Что-то ломалось, плавилось, корежилось и гнулось. Что-то очень важное, то, ради чего стоит жить. А может, все наоборот. И сейчас во мне оно, это самое, только рождается?

Тюремщик и Стас упорно не смотрели на меня. И правильно делали. Не знаю, что бы я вытворил, заметь на их рожах хоть тень ухмылки.

Чувство было такое, словно на меня вылили ведро холодной воды. Хотя нет, это слишком слабо. Взяли за шкирку и окунули в ледяные вонючие помои. А душу вынули и бросили в костер. Как будто Ира вырвала из груди мое сердце и сжала его в своей маленькой ручке.

Ира не смотрела на меня. Она отвернулась к стене и тяжело дышала. Решение пришло быстро. Нужно менять все, всю жизнь. Наверное, я просто осёл, что не видел этого раньше. Ну и пусть. Главное, что я это понял.

– Пошли в Уральск, – сказал я. – Как бы ты ко мне ни относилась, нет смысла умирать.

– Что, думаешь время раны лечит? – крикнула она, в ее голосе слышна издевка. – Не надейся!

– Пошли.

– Не пойду, сказала же!

– Силой поведу.

– Пошел ты!

Я сделал два шага, поднявшись по лестнице, быстро присел, пока никто не успел среагировать, и закинул Иру себе на плечо, так что она смотрела теперь на мой зад.

– Скотина! – теперь уже совсем по-бабьи завизжала она. – Отпусти меня, кретин!

Не обращая внимания на ее крики, я развернулся и пошел на улицу. Она еще что-то кричала, пыталась укусить меня за спину… Что-то говорил Дмитрий, забежав передо мной и заглядывая в лицо. Кажется, лаяла Рыжая, когда мы прошли мимо толпы местных, по-прежнему стоящих на площади.

Я ничего не слышал. Звуки соскальзывали мимо и уносились прочь, ничего не знача и не оставляя во мне никаких следов. Наверное, слова Ирины переполнили на время какую-то емкость, так что я не был способен воспринимать ничего, что можно донести звуками. Я смотрел глазами, чувствовал кожей ветер и дождь на лице да приятную тяжесть на плече. Весь мир сжался до картинки перед глазами. Дорога с торчащими, как сточенные шипы, валунами, зажатая жутким черным лесом с нереально-яркой травой под деревьями. Все это укрыто темно-серым небом и прочерчено косыми струями дождя. Картинка как нельзя лучше отражала то, что творилось в этот момент внутри меня. И, как надежда на то, что все произошедшее в конце концов тоже уйдет, сгинет под напором времени, меж камнями то и дело мелькало красное пятно. Рыжая продолжала служить. Если так можно говорить о друге.

Глава 11

Замечали, время может растягиваться или сжиматься в зависимости от того, что вы чувствуете? В опасности, при выбросе адреналина, окружающий мир останавливается, дает возможность прожить несколько лишних минут, втиснутых в мгновение. А бывает наоборот – когда вам хорошо, когда счастливы, вы сами замедляетесь относительно того, что происходит вокруг.

Я не чувствовал, что счастлив. Но мне показалось, что до Моченых Дворов я добрался за несколько минут. О том, что я ошибаюсь, говорило отекшее плечо и прекратившая орать Ира – через какое-то время она устала и уснула.

Калитки перед входом во двор дома, где жил Иваныч, уже не было. Мусор с дорожки смели, а кирпичная кладка с вмурованными в нее закладными деталями-петлями для навешивания калитки была восстановлена. Войдя во двор, я увидел и саму калитку – она была прислонена к забору с обратной стороны.

Я поднялся на крыльцо и постучал. Дверь тоже выпрямили – довольно грубо, но все же лучше, чем было до того. Иваныч даже уже зашкурил облупившуюся краску. Но покрасить не успел. Я постучал еще раз. Иваныч не отзывался, зато очнулась Ира.

– Отпусти меня, козел! – заорала она во весь голос и принялась извиваться, как видно, набравшись сил за время сна. Я с трудом удерживал ее одной рукой.