Падший враг (ЛП)

Эй, прости, что я снова пропустил твой звонок. Я свободен, если ты хочешь поговорить.

Оно было отправлено в четыре тридцать утра.

Пабло избегал меня последние восемь месяцев. Как и остальные сотрудники Silver Arrow Capital. Чип, Далия из отдела кадров и Фил, лучший друг Пола. Все они уклонялись от того, что они знают — или не знают — об отношениях Пола и Грейс. Я до сих пор понятия не имею, что мой муж и эта женщина делали вместе в тот день, когда их жизни оборвались.

Легко предположить, что у Пола и Грейс был роман, но что-то во мне отказывается верить, что он так бессердечно предал меня.

Пол не был ангелом, но и не был злодеем. Кроме того, он любил меня — я знаю. И он никогда не указывал на то, что Грейс ему даже нравилась. Напротив. Много раз я поймала себя на том, что упрекаю его, когда он обвинял ее в эгоцентризме и дороговизне, когда возвращалась домой с работы.

Никогда в жизни не встречала большей головной боли. Этот Корбин, должно быть, обжора для наказания. Он только и делает, что ноет и требует.

Последние несколько месяцев я пыталась собрать воедино причину, по которой Пол сел на тот рейс с Грейс. Он действительно подвез ее? Или это было непристойно? Я вспоминаю наши разговоры, роюсь в его вещах в нашей квартире, пытаясь найти улики.

До сих пор я не нашла никаких доказательств романа. Ничего, что могло бы вызвать у меня подозрения. Все, чем он владел и держал под рукой, было таким невинным. Фотоальбомы, безделушки, его коллекция марок, подписанные бейсбольные футболки.

Иногда я думаю о том, чтобы позвонить этому напыщенному существу Арсену Корбину. Наверняка у него есть все ответы на мои вопросы. При всех своих вопиющих недостатках, он кажется находчивым человеком. Из тех, кто быстро находит ответы на свои вопросы.

Я не сомневаюсь, что он узнал все, что нужно знать об обстоятельствах, которые привели Грейс и Пола к тому же самому самолету, который унес их жизни.

Но я не могу заставить себя попросить его об услуге. Вот если бы он подошел ко мне, это было бы совсем другое дело. Разве это не было бы чем-то?

Тупая боль пронзает мой лоб. Я останавливаю прокрутку и звоню маме. Рите Таулз всегда удается поднять мое настроение, даже когда оно на помойке.

— Сливка! — вопит она от восторга. — Мы с твоим папой только что говорили о тебе. Он здесь, рядом со мной. У тебя горели уши? Он спросил, помню ли я, как ты в детстве пыталась ходить на моих каблуках и сломала лодыжку. Конечно, я помню. Я была тем, кто отвез тебя в больницу, пока ты кричала до небес.

У меня до сих пор есть небольшой шрам на лодыжке, чтобы показать это.

— Это был хорошо усвоенный урок. Никогда больше не носила каблуки, — говорю я с задумчивой улыбкой.

— Кроме дня твоей свадьбы, — напоминает она мне. Мое настроение снова увядает. Все дороги всегда ведут к Полу.

— Это были платформы, а не каблуки, ма. И я носила их только для членства.

Мы с Полом обвенчались в моей поместной церкви в Малберри-Крик. Мы закопали бутылку бурбона вверх дном в месте проведения свадьбы и танцевали в ночи босиком. Когда он увез меня в медовый месяц моей мечты в Таиланд, я села в самолет в пижаме, которую он упаковал и купил для меня заранее, а мои ноги все еще были грязными после свадьбы. Он растирал их на коленях, пока я не заснула во время долгого перелета. Это был еще один пример того, каким удивительным был Пол. Внимательный и всегда заботливый.

Кроме тех раз, когда его не было.

— Лиззи придет сегодня на ужин. И ты знаешь, что Джорджи всегда здесь. Так что я делаю персиковый коблер, — говорит она о моих сестрах.

— Черт. Я хотела бы быть там.

— О, но ты можешь! Просто садись в самолет и приезжай к нам.

— Об этом . . . — Я умолкаю. — У меня есть новости.

— Что такое, сливка?

Я набираю кислород в свои легкие, готовясь к своему объявлению.

— У меня есть работа! Новая роль. Я буду Ниной из «Чайки».

Линия замолкает. На секунду я думаю, может быть, я потеряла связь.

Папа восклицает первым.

— Это так? Бродвей и все такое?

Я вздрагиваю.

— Не совсем Бродвей. Но это признанный театр на Манхэттене.

— Как долго будет продолжаться это выступление? — Он продолжает.

— Один год.

— Как мило. — Ма прочищает горло, разочарование звучит в ее голосе. — Это . . . Я имею в виду, это то, что ты хотела. Я рада за тебя.

Краем глаза я вижу бурый камень Адской Кухни. Мои ноги словно налиты свинцом. Я знаю, что огорчила своих родителей, которые думали, что я с теплотой отношусь к идее вернуться домой. Какая-то часть меня все еще хочет вернуться домой. Она тоже не маленькая. Но эта роль важна по многим причинам. Одну из них я даже не могу произнести вслух.

— Пожалуйста, прекрати. Ты заставляешь меня краснеть от всего твоего волнения, — бормочу я, но в моем голосе нет настоящего укуса. Как ни больно мне это признавать, я их понимаю. Они хотят лелеять меня, помочь мне встать на ноги. Присматривать за мной, пока я рядом.