Падение во тьму

Незнакомка вышла из магазина, всё внимание покупателей переметнулось к трансляции матча – и даже продавец позабыл про маленькую девочку. Софи покачала головой, сжимая губы в тонкую линию, и потянулась за свалившимися покупками. Перед внутренним взором горел уродливый образ женщины, с отвисшим подбородком, сальной кожей на лице и маленькими глазками, так ужасно подкрашенные розовыми тенями.

Розовый. Покупки возвращались обратно в пакет, а девочка всё думала и никак не могла понять, в чем смысл быть яркой. С самого рождения она знала лишь несколько цветов. Блеклых, унылых. Весь мир виделся через призму черного, серого – но порой в столь мрачной реальности возникал один яркий насыщенный цвет.

Не белый – красный.

Не раз Софи доводилось наблюдать, как по раковине стекают густые капли крови. Во рту горчило от металлического привкуса; разорванную губу саднило. Дядя не всегда понимал, когда в воспитательном процессе он переходит черту: потом неделю приходилось лежать в постели, размышляя над одним единственным вопросом – почему.

Почему она страдает? Многие проступки, как их всегда называет тетя, не заслуживают такой боли. Тогда что заставляет приемных родителей быть жестокими по отношению к ней?

Когда-то Софи молилась, чтобы это навсегда закончилась. Она тряслась каждый раз, когда Маркус шел в ее сторону или Кристина тянулась к шкафу, где хранились розги. Наказание, наказание, наказание. За опоздание, за пролитую воду и срезанные цветы. За неправильный вопрос. Ошибку, простое желание быть ребенком – жить. Уже с малых лет Софи приходилось терпеть издевательства.

А потом настал момент, когда она перестала сопротивляться. Ее желания всё равно ничего не стоят. Пора бы уже перестать бороться и задавать глупые вопросы.

Но всё же, зачем выходить на свет, где тебя все увидят?

Софи подползла к упаковке с конфетами, которая отлетела дальше всех. В этот момент рядом пробежал мальчуган, задев стойку с солнцезащитными очками.

Одна пара упала ей прямо в руки, и девочка невольно засмотрелась на линзы, где обнаружила собственное отражение. С годами она заметно преобразилась, повзрослела. Светлые локоны с платиновым оттенком опустились ниже плеч, теперь приходилось убирать их в высокий хвост либо заплетать в косу. Серо-голубые глаза, пустые и лишенные блеска, обрамлялись пушистыми черными ресницами. Нос чуть вздернут. Широкий лоб прикрывала косая челка.

«Ты очень похожа на свою мать, – иногда говорила Кристина, когда расчесывала шелковистые волосы племянницы. – Она была настоящей красавицей. Но вот глаза отцовские. Ты даже смотришь, как он…»

На этом Кристина обычно замолкала, будто ее мысли натыкались на невидимую стену запретов. Об отце Софи ничего не знала; приемные родители ограждали ее от прошлого. А настоящую мать она видела только на фотографии, которую когда-то стащила у Маркуса. Пропажи он не заметил, поскольку самолично разорвал этот кусочек воспоминания, выбрасывая осколки в камин.