Падение кумиров

Наш воздух. Нам хорошо известно: кто только осмелится мельком, как бы походя взглянуть на науку – так умеют смотреть женщины и, к сожалению, многие художники, – тот в ужасе отпрянет, едва превозмогая головокружение перед этой строгостью служения, этой неумолимой последовательностью во всем – в большом и малом, перед стремительностью, с какою нужно уметь все взвесить, оценить и вынести суждение. Более всего его пугает то, что за все неимоверные усилия и старания, которые требуются для достижения высокой цели, здесь не услышишь слова похвалы или одобрения, скорее наоборот, как в армии – одни лишь выговоры и нагоняи, – ибо хорошая работа считается здесь правилом, а промах – исключением; а из правила, как известно, доброго слова не вытянешь. Эта «научная строгость» производит то же впечатление, что и церемонность, вежливость высшего общества – непосвященных она отпугивает. Но тот, кто сумеет привыкнуть к ней, тот уже ни на что не променяет этот светлый, прозрачный, сильный, наэлектризованный воздух – мужественный воздух. Во всех других местах он будет задыхаться от грязи и духоты: он подозревает, что там его самое высокое мастерство никому не принесет должной пользы и ему будет не в радость и что, выясняя все эти недоразумения, он не заметит, как полжизни пройдет сквозь пальцы, и что там от него потребуется большая осторожность, большая осмотрительность и большая сдержанность – какая пустая и никому не нужная трата сил! Но в этой строгой и ясной стихии он чувствует прилив всех сил: здесь он может парить! Зачем же он будет снова окунаться в эти смутные воды, где надо то плыть на глубине, то шлепать по мелководью, там можно только перепачкать крылья! Нет! Нам слишком тяжело жить там: что поделаешь, если мы рождены для воздуха, для чистого воздуха, мы, соперники лучистого света, готовые пуститься во весь опор, обгоняя его по эфирной дорожке, но не вниз, а наверх, навстречу ей – солнечной стихии! Но этого, к сожалению, мы сделать не можем – так будем же заниматься тем единственным делом, которое нам под силу: будем нести свет миру земному, будем сами «светом земли»! А для этого у нас есть крылья и наша стремительность и строгость, благодаря которой мы выглядим так мужественно и даже страшно, напоминая всполохи огня. Но пусть страшатся те, кто не способен принять наше тепло и наш свет!

294

Против тех, кто клевещет на природу. Как мне противны те люди, в устах которых всякая естественная склонность оборачивается какой-нибудь страшной болезнью, чем-нибудь таким, что оказывает весьма пагубное воздействие, или даже какой-нибудь мерзостью, – ведь это они искусно склонили нас к мысли о том, что все влечения и инстинкты человека – зло; это они – причина нашей великой несправедливости по отношению к нашей собственной природе, ко всей природе! На свете немало людей, которые вполне могли бы легко и беззаботно довериться своим влечениям; но они не делают этого, страшась этой выдуманной «злой сущности» природы! Именно в этом кроется причина того, что в людях так мало благородства, признаком какового всегда остается – отсутствие страха перед самим собой, неспособность ждать от самого себя подвоха, когда веришь, что не сделаешь ничего постыдного, когда летишь, без лишних размышлений отдаваясь на волю влечения – влечения вольных птиц, рожденных на воле! И куда бы мы ни прилетели, везде вокруг нас будет воля и солнечный свет.

295