О проблеме актера. Проблема актера занимает меня уже давно; я долгое время не мог решить для себя вопроса (да и по сей день еще не решил): нельзя ли, оттолкнувшись отсюда, как-то подобраться к опасному понятию «художник» – понятию, с которым до сих пор обходились с непростительным благодушием? Беззастенчивое лицемерие; ненасытная страсть к притворству, прорывающаяся с неистовой силой, которая затмевает пресловутый «характер», захлестывает его, а иногда и просто безоглядно сметает; внутренняя, безотчетная потребность войти в роль, стать маской, иллюзией, неисчерпаемые возможности подлаживаться, подстраиваться, которым уже тесно в обычной повседневной жизни: ведь этим всем едва ли исчерпывается понятие «актера» как такового? Подобный инстинкт, по-видимому, легче всего прививается в семейных отношениях низших слоев общества. Такие семьи всю свою беспросветную подневольную жизнь мыкаются под гнетом вечной кабалы, они должны уметь быть невзыскательными и всякий раз, как говорится, по одежке протягивать ножки, и приспосабливаться к новым обстоятельствам, и все юлить, хитрить, держать нос по ветру, пока привычка хамелеонничать, вошедшая уже в плоть и кровь, и впрямь не сделает из человека хамелеона, непревзойденного мастера по части виртуознейших бесконечных превращений, подчиняющихся тем же наследственным законам, что и мимикрия у животных: в конце концов это бесценное сокровище, вскормленное усилиями многих поколений, одержит верх и превратится в слепой разнузданный инстинкт, который очень скоро выучится командовать всеми прочими инстинктами и произведет на свет божий актера, «художника» (сначала это будет просто буффон, гаер, паяц, шут, клоун или нечто вроде классического лакея, Жиль Блаза: ибо художники, и даже нередко гении, ведут свою родословную именно от таких вот типов). Высшие слои общества, впрочем, при аналогичных условиях, когда царит подавление, также способны породить аналогичный тип людей: только тогда чаще всего актерский инстинкт вынужден подчиниться другому, более сильному, как это происходит, например, у «дипломата», – я даже, кстати, думаю, что дипломат, реши он избрать другое поприще, легко бы мог сделать карьеру актера, при условии, конечно, что у него действительно была бы возможность распоряжаться своею судьбой. Взять хотя бы евреев, народ, который в совершенстве владеет искусством приспособления, и в этом смысле их вполне можно отнести, так сказать, к прирожденным специалистам по разведению актеров, которые устроили у себя прямо-таки настоящий всемирно-исторический садок; и в самом деле, вопрос этот весьма своевременный, подумайте сами – есть ли нынче хотя бы один хороший актер, который бы не был евреем? А пресловутая врожденная литературная даровитость евреев, благодаря которой они прибрали к рукам всю европейскую прессу, – ведь и в этом случае актерское мастерство помогает еврею удерживать власть: всякий литератор должен быть, как правило, хорошим актером, ибо ему приходится постоянно исполнять роль «знатока», «специалиста». И наконец, женщины: вспомните историю и роль женщины в ней – ведь она всегда должна была в первую очередь быть прежде всего актрисой. Послушайте только врачей, которым доводилось гипнотизировать женщин; в конце концов можно полюбить женщину, – можно поддаться ее «гипнотическому воздействию»! Но что из этого всегда получается? Она целиком «отдается» роли, даже – когда отдается… Женщина так артистична…
362