Падди Кларк ха-ха-ха

– Ну, это сложно. Не воевали мы, и все. Папа тебе объяснит.

Я дожидался папки возле задней двери.

– Вот смотри.

– «Третья мировая война у ворот», – прочел он вслух. – Во как, у ворот, значит. – Он даже не удивился. – Ружье-то почистил, Патрик?

– Ма говорит, войны не будет.

– Дело говорит.

– Почему?

Иногда ему нравились такие «почему», иногда совсем не нравились. Если нравились, он закидывал ногу на ногу, если сидел, конечно, и слегка наклонялся вперед. Вот и сейчас он наклонился ко мне. Сначала я даже не слышал папиных слов, – достаточно было, что скрестил, – а значит, получилось, как я хотел.

– …между евреями и арабами.

Я разобрал только конец фразы.

– А почему?

– Ну, не в восторге они друг от друга, – сказал па. – Если вкратце. Все та же старая история.

– А зачем тогда в газете пишут про третью мировую?

– Во-первых, чтоб газеты продавались, – улыбнулся папа. – С таким заголовком расхватают, как горячие пирожки. И потом, американцы за евреев, а русские – за арабов.

– Евреи – это израильтяне.

– Да, всё так.

– А кто такие арабы?

– А арабы – это все остальные. В смысле, соседние страны: Иордания, Сирия…

– Египет.

– Молодец, разбираешься.

– Святое семейство скрывалось от царя Ирода в Египте.

– Верно. Плотник везде халтурку найдет.

Я не совсем понял, о чем это он, но наверняка мамке эта фраза пришлась бы не по душе. Но ее с нами не было, и я рассмеялся.

– Евреи побеждают, – продолжал па. – Несмотря ни на что. Удачи им.

– Евреи, они ходят к мессе по субботам, – сообщил я папе.

– Ну да, в синагогу.

– И во Христа не верят.

– Ну да.

– А почему они не верят?

– Э-э…

Я подождал.

– Ну, люди в разное верят.

Хотелось узнать больше.

– Кто-то верит в Бога, кто-то нет.

– Коммунисты в Бога не верят.

– Точно, – удивился папа. – А кто тебе рассказал?

– Мистер Хеннесси.

– Молодец этот ваш мистер Хеннесси.

По его тону я догадался, что сейчас он прочтет какие-нибудь стихи. Иногда он так делал.

– «И вся толпа в молчании дивилась, сколь много в малой голове вместилось»[18]. Кто-то верит в то, что Иисус сын Божий, кто-то не верит.

– Ты-то веришь?

– Да, верю. А к чему ты спрашиваешь? Мистер Хеннесси поручил разузнать?

– Нет.

Лицо папани изменилось.

– Израильтяне – великий народ, – проговорил он. – Гитлер истреблял их и почти ведь истребил, а посмотри, как сейчас живут. Расстреливали их, жгли, газом травили. И все равно они победители. Иногда я думаю: не переехать ли в Израиль? Хочешь, Патрик, в Израиль?

– Не знаю, папка. Почему бы и нет?

Я знал, где расположен Израиль. На карте Израиль был похож на стрелу.

– Там жарища, – сказал я папке.

– Угу.

– А зимой все равно снег.

– Вот! Хорошее сочетание. Не то что здесь – вечный дождь.

– Они без ботинок ходят.

– Разве?

– В сандалиях.

– Как этот ваш… Как его?

– Теренс Лонг.

– Во-во, Теренс Лонг.

Мы оба засмеялись.

– Теренс Лонг – дурачок,

Как китаец, без носок.

– Бедняга Теренс, – сказал папа. – Ехал бы в Израиль, там сандалии в порядке вещей. В любом случае: вперед, израильтяне!

– Вторая мировая – какая была? – спросил я.

– Долгая, – ответил папка.

Даты я знал.

– Когда началось, я был совсем ребенок. А к ее концу я уже школу заканчивал.

– Шесть лет.

– Вот именно. Шесть долгих лет.

– Мистер Хеннесси рассказывал, что впервые в жизни бананы увидел, когда ему было восемнадцать.

– И знаешь, я ему верю.

– Люк Кэссиди жутко опозорился. Спросил его, что обезьяны ели во время войны.

– И что мистер Хеннесси? – заинтересовался папа, отсмеявшись.

– Ударил Люка.

Отец молчал.

– Шесть ударов.

– Сурово.

– Хотя это даже не Люк придумал. Это Кевин Конрой его подучил.

– Да-а, оказал товарищу услугу.

– Люк аж плакал.

– И все из-за бананов.

– Кевинов брат поступил в РАП[19].

– Серьезно? Научат его там спину держать.

Я не понял, что папка имел в виду. Тот вроде и не сутулился.

– А ты там был?

– Где, в резерве?

– Ага.

– Нет.

– Во время…

– Отец мой служил в ВМО.

– А что значит?

– Войска местного ополчения.

– А ружье у него было?

– Думаю, да. Но домой он его, кажется, не приносил.

– Вот вырасту и тоже запишусь. Можно?

– В РАП?

– Ага. Можно?

– Конечно.

– А Ирландия воевала?

– Нет.

– А как же битва при Клонтарфе?[20]

Я терпеливо ждал, пока папа отсмеется.

– Какая же это война?

– А что тогда?

– Битва.

– А чем они отличаются?

– Ну, как бы тебе объяснить? Войны – они долгие.

– А битвы – короткие.

– Да.

– А зачем Бриан Бору сидел в шатре?

– Богу молился.

– А зачем в шатре? Ты же не молишься в шатре.

– Что-то я голодный, – сказал вдруг папа, – а ты?

– И я.

– Что на обед сегодня?

– Рубленое мясо.

– Отлично.

– Как убивает газ?

– Травит.

– Как это?

– Его нельзя вдыхать, легкие не справляются. А что?

– Насчет евреев, – напомнил я.

– А, точно.

– Если Ирландия вступит в войну, ты пойдешь в армию?

– Да не будет никакой войны.

– А вдруг!

– Нет, никаких вдруг.

– Третья мировая война у ворот, – протянул я.

– Не бери в голову.

– Так пойдешь?!

– Пойду.

– Ну, тогда и я пойду.

– Молодчина. И Фрэнсис пойдет.

– Мелкий еще, – отмахнулся я, – не разрешат ему.

– Да ты не боись, войны не будет.

– Я и не боюсь.

– Молодец.

– Пап! Но мы же воевали с англичанами? Правда?

– Правда.

– И это была война.

– Ну, не совсем…

Я уверен, что это была настоящая война.

– И мы победили.