Падает мрак

Она смердит после дней и ночей, проведенных в заточении, и это отталкивает его, но и возбуждает. Его жизнь полна таких противоречий. Психологи называют это амбивалентностью: в одном человеке существуют диаметрально противоположные эмоции по отношению к одному и тому же объекту. Он делает паузу, наслаждаясь словом «объект». Он может с легкостью сделать с ней все, что захочет, — так переставляют украшения на каминной полке. Она в его власти — живет, пока выполняет функции, границы которых определяет только его воображение.

Передает наличные (всегда только наличные) и приятно улыбается — он успокоился. Женщина подталкивает ему через прилавок небольшой пакет.

Он не будет смотреть на нее, пока она принимает ванну. Подождет. Попросит, чтобы надела одежду, которую выбрал специально для нее, — она это сделает, он в этом уверен, — со вкусом подобранное нижнее белье, красивое платье. Она будет думать, что он собирается ее отпустить.

Выходит из магазина, предвкушая их вечер вдвоем.

Он отведет ее в спальню. Сначала она смутится, но потом, когда поймет, что на самом деле ее ожидает, испугается, ударится в слезы. Но это пройдет, потому что она готова и скажет все, что угодно, сделает все, что ему хочется, лишь бы получить свободу.

К тому времени, когда он доходит до автомобильной стоянки, успевает мысленно пережить все события ночи от начала до конца. Он знает порядок и время, определенное для каждой стадии, но сегодня желает импровизировать. Все возможно. Не поворачивая головы, смотрит по сторонам, скашивая глаза. Никто не замечает его. Он как хамелеон — снова серый и незаметный в толпе.

Глава тридцать седьмая

Ее ужас притупился с течением часов и дней. Теперь все, что она чувствовала, — вполне терпимое желание есть. Но страх, хотя менее интенсивно, все-таки производил свое разрушительное действие. Дня два назад она ощутила, будто какая-то часть ее «я» обрушилась, не способная более выносить бремя случившегося.

Сколько раз она выходила после консультации с клиентом в камере, расположенной под зданием суда, в ужасе: как они выдерживают? Быть запертым в четырех стенах под неусыпным контролем охранников… Ей казалось, что, если бы кто-то попытался отнять у нее свободу, она боролась бы как сумасшедшая, пока не победит.

Она смотрела вниз, туда, где на бедрах лежали ее руки, слабые, безвольные, ладонями кверху, и не видела их. Темнота была густой и непроницаемой. Я не могу бороться, потому что у меня нет рук, подумала она, захихикала и поспешно подавила смех, испугавшись, что не сможет остановиться. В течение некоторого времени ее забавляла мысль, что она давно уже не в подвале, а просочилась через черный каменный пол, растворилась в грязной слизи. Испугалась за рассудок, глубоко вздохнула и ощутила, как в горле забилось сердце.

Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Полиция ведет поиски, тебя ищут. Представила цепочку полицейских, мужчин и женщин, — синюю ленту в открытом поле, — медленно продвигающихся шаг за шагом, ощупывающих кочки седеющей травы, они раздвигают высохшие стебли крапивы, выбирая какой-то мусор из путаницы сорняков, подобно усердным парковым смотрителям.

С усилием распахнула глаза и уставилась в темноту в попытке избавиться от яркой картинки, которая еще несколько секунд держалась на сетчатке, — высвеченного фотовспышкой изображения собственной смерти.

Вопросы нахлынули помимо ее воли: а вдруг все решили, что я мертва? что, если сдались?

— Прекрати, Клара! — Голос показался ей неестественным, нереальным, плоским и унылым в замкнутом пространстве. — Не забыли и не сдались.

Она где-то читала, что заложники иногда вступали в связь со своими похитителями. Человек в маске спать с ней, слава богу, не собирался, но по-своему к ней привязался. Она пыталась понять, как так получается: легко ненавидеть абстрактно, презирать то, чего в самом деле не знаешь. Разве не в этом заключается расовая ненависть? Но встань лицом к лицу с человеком, поговори с ним — и фанатизм исчезает.